Фирдоуси и курды. Великая книга (Книга Царей)
Лятиф Маммад

Мы не ставим себе задачу детально проанализировать «Шах-намэ», но хотелось бы обратить внимание нашего читателя вот на что: по признанию самого Фирдоуси, при написании своего произведения он широко использовал сведения древних иранских мифов и героических сказаний, собранные и носившие название «Хвайде-намэ» (искаженное название «Хватайнамак») — «Книга (деяний) Богов».

Хранилася одна времен прошедших книга,
В которой множество имелось повестей.
Рассеяна она была в руках мобедов,
И частью из нее всяк мудрый обладал.

О «Книгах Пророков» есть упоминание и у известного средневекового хрониста Абу Рейхан Мухаммед ибн Ахмед аль-Бируни (973-ок.1050)[1]. До Фирдоуси четыре или пять авторов пытались на языке дари (фарси) написать в прозе или поэтической форме «Шахнаме», что можно перевести на русский язык и как «Книга деяний (царей)». Сам Фирдоуси также признается в этом, и в начале своей поэмы дает краткие сведения о произведениях своих предшественников.Он также пишет, что один из друзей, вдохновивший его на написание «Шах-намэ», обещал «найти и привезти ему один из вариантов «этой легендарной книги» на языке пехлеви, и он, переписав текст, принес обещанное. Почему были попытки написать «Шах-намэ» на языке дари (фарси) и почему Фирдоуси просил друга найти ему вариант «Хватайнамака» на языке пехлеви, чтобы потом на своем родном языке фарси написать это поистине бессмертное произведение? Значит ли это, что первоисточники «Хватайнамака» были не на языке дари (фарси), и тем более не на пехлеви? Тогда на каком языке? Даже судья по названию «Хватайнамака» — на курдском! В отличие от персов, произносивших имя Бога как «Худаванд», курды пишут и произносят как Х(о)удэ (Xode, Xude, Xwa(e)yde от xu (сам) и глагола da (дать) — «Создатель»). Этот факт подтверждается и самим Фирдоуси, который хотел Книгу перевести на родной персидский язык:
Хотелось очень мне ту книгу разыскать
И передать ее своей родною речью.

По сведениям достоверных исторических источников вариант «Хватайнамака» во время арабского завоевания древней столицы Ирана Истахри (Мадаина) попал к арабам, был переведен на арабский язык и предоставлен арабскому халифу Омар ибн-аль-Хаттабу (ок.580-644). Тот во время ознакомления с текстом, узнав, что произведение отражает зороастрийские гимны и воспевает величие Сасанидских царей (курдских династий), отказался от него. Надо отметить, что хотя подлинный экземпляр «Хватайнамака» и считается пропавшим, но ссылка в ряде произведений средних веков по истории Ирана на него дает основание говорить о правдивости рассказов о переводе в VIII веке этого произведения на арабский язык арабским историком Абдуллахом Ибн Мугаффой.Источники утверждают, что первые варианты «Шах-намэ» на фарси, даже в неполной форме, были написаны (переведены — Л. М.) в период правления (курдской — Л. М.) династии Саманидов (874-995 гг.)[2]. Научные источники подтверждают, что Дагиги ее до Фирдоуси начал писать «Шах-намэ», но еще молодым был убит своим рабом и по этой причине не достиг цели полностью.

О ПОЭТЕ ДАКИКИ
Историй множество из этой древней книги
Передавали всем народные певцы,
И обратился мир сердцами к тем сказаньям,
Все люди умные и все с прямой душой.
Явился юноша с живою, быстрой речью;
Он был красноречив, блестяще одарен:
“В стихи переложу, – сказал он, – эту книгу”
И всякий этим был обрадован в душе.
Но с юностью его злонравье было дружно,
С пороками всегда в борьбе он пребывал;
И смерть внезапная его постигла вскоре,
На голову ему надела черный шлем.
Он душу сладкую порокам в жертву предал
И радостей ни дня он в мире не имел.
Все больше от него отвертывалось счастье,
И он был умерщвлен невольником своим.
Исчез, не конченной осталась эта книга,
Заснуло счастие, витавшее над ним.

Фирдоуси пишет, что включил в свое произведение написанные Дагиги 5 тысяч бейтов (двустишие, состоящее из 2-х строк), то есть 10 тысяч строк. Также нет сомнений в том, что Фирдоуси пользовался написанным в прозе и завершенным в 957 году Абу Мансуром Ал-Муаммаром произведением «Шахнамеи — Абу Мансури», хотя имя автора не произносит. Все это дает основание, что великий поэт широко использовал различные, существующие до него по данной теме, источники, которые имели в своей основе мифы-сказки древнего Ирана и Месопотамии, в их числе и курдские.О связи «Шах-намэ» с народной словесностью пишет академик И. А. Орбели: «…Творя свой эпос, Фирдоуси влил в эту сокровищницу все богатства исторических преданий и древних сказаний среды Ирана, в которой он жил и вырос, а эта среда была много шире, чем границы родной для него области Хорасан и даже всего Ирана[3]. А курды живут в Хорасане с древнейших времен, и несомненно Фирдоуси знал своих курдов-соседей, но утверждение о том, что он знал курдский язык, безосновательно[4]. Вызывает интерес и тот факт, что, как пишет Мустафа Кейвани, иранский филолог, «великий поэт поместил в своем гениальном произведении также курдские пословицы и поговорки»[5].На сегодняшний день курдским ученым удалось собрать и опубликовать 24 варианта народного эпоса курдов «Ростаме Зале», которые имеют непосредственное отношение к «Шах-намэ». Рустам для курдов больше, чем герой: он стал «одним из самых любимых героев народа, мерилом силы, отваги, благородства» — писал известный курдский филолог А. Джинди[6]. В вариантах героических сказаний герои считают себя курдами, сподвижниками Рустама, представителями других курдских племен, например, годарза, зароя и навзаря. О племени гударзя мы находим упоминание в произведении курдского поэта XVIII века Хариса Битлиси «Лейла и Меджнун». Члены рода Рустама — Зал, Бежан, Гево, Гударз — любимые народные герои средневековых и современных произведений курдских писателей. Многие курдские племена и сегодня считают себя потомками Рустама[7].В курдском фольклоре Рустам упоминается со своими предшественниками до седьмого колена, согласно древнему обычаю курдов, существующему и ныне:Рустам, сын Зала Рустаме Зал Зал, сын Дала Зале Дал Дал, сын Кама Дале Кам Кам, сын Сама Каме СамСам, сын Наримана Саме Нариман Нариман, сын Карамана Наримане Караман. Встречающие в курдском фольклоре имена Рустам, Сам (Само), Фарамаз, Брзо (Барзо), Сарзангазар, Франгиз, Тузо, Бежан, Манича (Мано) и другие любимы и распространены среди курдов. Курдские варианты эпоса «Рустаме Зал» отличаются «высокой художественностью». «Компактная художественная композиция вариантов эпоса, поэтичные образы, сравнения, крылатые выражения, эпитеты, богатый запас слов, ясный и незатейливый стиль, пословицы, поговорки, различные обороты речи со временем непрерывно изменяются, не теряя своей национальной самобытности»[8]. «Рустаме Зал» как и другие курдские эпические произведения по форме представляет собой прозу, перемежаемую стихотворными отрывками. Стихотворения, часто поющиеся, имеют свободную или смешанную метрику: каждая строка является самобытной синтаксической единицей. Строки, как и куплеты, отделяются друг от друга завершением мысли и соответствующей паузой. Отрывки, которые поются, — смешанного характера, в них слово находится на первом плане, а мелодия выступает как средство передачи, что характерно для курдских песен-сказов и любовных песен, в отличие от танцевальных, трудовых и детских песен, которые большей частью имеют правильную метрику и периодическое развитие мелодии[9].В вариантах эпоса сохранились обычаи, идущие от языческой эпохи, отражены идеи добра и зла, света и тьмы, то есть, дуализма зороастрийской веры. Многие варианты курдского эпоса «Рустаме Зал» широко бытуют среди армян, ассирийцев (айсоров), тюрков и даже «из курдской среды перешли к арабам»[10].Н. Я. Марр пишет: «…В чьей среде упорнее держалось язычество, у тех выше стояла песня… Песни курдов в их основных нормах и мотивах представляются богатством, унаследованным им от язычества, от той языческой религии, которая некогда включала в число своих последователей и многочисленные курдские племена…»[11]. По результатам долгих полевых исследований Н. Я. Мар приходит к выводу, что «народно-поэтическое богатство курдов находится в тесной связи с тем национальным преимуществом, которое есть у них над соседями — мусульманами-турками и христианами-армянами; эти народы в корне изменили исконным народным преданиям, те — пока оставались и по языку курдами, подобно персам не порывали вполне с народными религиозными преданиями и тогда, когда они принимали ислам». «Этим и объясняются заимствования из курдской словесности соседними христианскими и мусульманскими народами», — писал А. Джинди[12]. «Исходя из этого, — тонко замечает А. Джинди, — можно предположить, что курдские варианты «Рустаме Зала» могли быть перенесены и в фольклор иранских народов, в том числе и персов. В связи с такой постановкой вопроса достойно внимания следующее замечание К. Мелик-Оганджяна о том, что «большая часть имен в армянских вариантах о «Рустаме Зале» в курдском произношении повторяются в эпосах Ирана»[13]. Не все отрывки из «Шах-намэ» отражены в курдском варианте эпоса «Рустаме Зал», например, части из эпоса Фирдоуси, связанные с шахами «Кайомарс», «Тахмурас», «Джемшид», «Ирадж», «Лохрасп», «Гоштасп» не вошли в курдский фольклор. Ученые отмечают также и такой факт, что «среди курдских сказаний о Рустаме встречаются такие, которые своими специфическими чертами довольно далеко отходят от «Шах-намэ». В таких случаях невозможно утверждать, что эти элементы вариантов заимствованы из произведения Фирдоуси. Несомненно одни из них — поздние добавления, а другие, может быть, существовали до создания «Шах-намэ». Возможно, и некоторые материалы о Рустаме Зале, предварительно нашедшие место в курдской среде, вошли в ту сокровищницу народной словесности, которой пользовался Фирдоуси, или же сам поэт мог знать о них и использовать для своего сочинения из числа сохранившихся у персидских и других иранских народов вариантов мифов и легенд о Рустаме и курдский материал, даже посредством курдского языка, который близок к персидскому»[14]. Иначе чем объяснить тот очевидный факт, что ближайшие соседи курдов и персов — армяне, турки (включая и азербайджанцев), и даже арабы не заимствовали напрямую различные варианты сказаний о Рустаме Зале из творений Фирдоуси «Шах-намэ», а переняли именно из курдского фольклора? Учитывая и тот факт, что, не имея государственности, курды, как и армяне, сотни лет находились в составе Персии, Османской империи и Арабского халифата. И ныне курды продолжают жить на своей национальной территории, разделенной между шестью государствами — этот вопрос остается более, чем красноречивый.В 1881 году в руки ученым-востоковедам попали две рукописи курдского эпоса «Дастанэ Бизан у Манижа» («Сказание о Бизан и Манижа»): в первой рукописи было 978 строк, а вторая состояла из 1387 строк. Первоначально рукописи были восприняты за перевод или компиляцию поэмы Фердоуси «Шах-намэ». Но углубленное изучение рукописей выявило их существенное расхождение с соответственным разделом «Шах-намэ», так как, совпадая по основным сюжетным линиям, написанный на курдском диалекте «горани» курдский вариант содержал особенности местного фольклора[15]. Это еще раз свидетельствует в пользу того, что великий поэт Востока воспользовался именно курдским вариантом «Хватайнамака» и о происхождении «Шах-намэ» писал так:
О чем же запеть? Все пропето давно.
Сказать мне о сказанном только дано.
Преданий неведомых я не найду.
Плоды все обобраны в этом саду[16].

Упоминание о «Великой Книге» мы находим и в книге «История Армении», авторство которой приписывается Моисею Хоренскому, жизнь и деятельность которого датируется V веком н.э.Вот что написано в этой книге об известной легенде о происхождении курдов: «О БЮРАСПЕ АЖДАХАКЕ… бессмысленные сказания о недобром, первом благодеянии Бюраспа; о служении ему дэвов; о том, что они, не будучи в силах совратить совращенного и лукавого, (добиваются) у Бюраспа (позволения) целовать у него плечи, на которых вырастают драконы. С этой минуты к злодеяниям присоединяется еще истребление людей для его чрева; а там и Хрудень, заключив его в медные оковы, уводит на гору, называемую Дмбавендом» (Моисей Хоренский. История Армении. II, с. 48). Обращает на себя внимание стиль повествования, как бы не от автора, а тем более от его имени, а скорее переписчик(и) или составитель(и) этой книги коротко, в сокращенном варианте пересказывают содержание древней курдской легенды. Упоминание о «медных оковах» вместо «железных» в «Шах-намэ» относит рождение легенды к более ранней эпохе — медной, когда железо еще не было известно той социальной среде, где и зародилась эта известная легенда о происхождении курдов. В пользу этого приводим и следующий отрывок из этой книги: «… расскажу вам устные сказания, дошедшие до нас по преданию, которые до сих пор рассказывают многие из поселян (имеются в виду мары — Л. М.). Существовала книга (курсив мой — Л. М.) о Ксисуфр (Киаксар, мидийский царь, положивший конец Ассирийской державе в 612 году до н.э. — Л. М.) и сыновьях его…» после того, как Ксисуфр отплыл в Армению и встретил сушу, один из его сыновей, названный Симом (по курдской традиции родословной Рустам Зала, Сам был сыном Наримана, а Нариман — сыном Карамана; имена Нариман и Караман в поэме «Шах-наме» созвучны с именами двух поваров Зоххака — братьев-принцев Ариман и Караман — Л. М.), идет на северо-запад разведать землю; приходит на небольшую поляну у подошвы горы с продольным основанием, прорезываемую реками, текущими к пределам Ассирии. Он останавливается у реки в течение двух лунных месяцев, называет гору по своему имени Симом и возвращается на юго-восток, откуда он отправился. А один из младших его сыновей, по имени Тарбан (Тайрбани, Талабани — Л. М.) с тридцатью сыновьями и пятнадцатью дочерьми вместе с их мужьями, расставшись с отцом своим, поселился на берегу той реки. По его имени эту область Сим назвал Тароном, место же, где он сам поселился, именовал Цронком, так как тут впервые началось отделение его сыновей от него самого. Говорили, что он некоторое время жил также близ пределов Бактрии и что один из его сыновей там и остался. Ибо в восточных странах Сима называют Зруаном, и область его до сих пор именуется Заруандом. Но чаще всего старцы из потомков Арама поют все это на память во время представлений, в плясовых (своих) песнях при сопровождении звука бамбрина» (М. Хоренский. I, 6). То, что речь идет о мидийцах-курдах, видно из следующего отрывка: «Прежде (построения) башни,… и размножения говора человеческого языка, и плавания Ксисуфра в Армению, владыками земли Зруан, Титан и Иапетось». «Мне кажется, это — Сим, Хам и Иафет», — добавляет автор книги и цитирует далее: «По разделении ими всей вселенной под власть свою, Зруан, усилившись, властвует над обоими (своими) братьями, — его-то впоследствии маг Зардашт, царь Бактрийский, то есть марский, назвал началом и отцом богов и много сплел на его счет сказок, которых повторять нам здесь неуместно» (М. Хоренский. I, 6). Авторы-составители книги «История Армении» то повествуют от имени некоего сирийского историка «Мар-Аббаса[17]», который, якобы, написал первые 17 глав данной истории, «целиком и без изменений включенных в «Историю», то от «истинно вещающей Березовской Сибиллы», или же от имени «неизвестных гусанов». Все это привило критическое отношение к восприятию в научном мире не только самой книги «История Армении», но и поставило под сомнение саму личность армянского автора. Армянские источники утверждают, что «М. Хоренский родился в селении Хорен Таронского округа в 380 году; в царствование Аршака II был отправлен переводчиками Библии Сааком и Месропом в Египет, Грецию и Византию. По дороге задержался в Эдессе, где изучал эдесский архив; в Александрии, где провел несколько лет, изучил под руководством одного из неоплатоников греческую философию; затем отправился в Италию и Афины и, наконец в Константинополь. По возвращении на родину написал в 460 году по предложению одного из армянских нахараров, Саака Багратуни, «Историю Армении»[18]. Вызывает удивление другое: армянские ученые, так подробно рассказывающие о жизни и деятельности М. Хоренского чуть ли не в течение 100 лет (380-480 гг.), затрудняются определить приблизительный век его жизни и деятельности; к примеру, профессор К. Патканов и академик Я. А. Манандян относят его к XI веку, а, по мнению другого армянского ученого А. С. Шахназаряна, М. Хоренский, касаясь построения Двина Хосровом II, пересказывает сведения, заимствованные им у армянского историка VII в. Пабста Бюзандаци (Фауста Византийского)[19]. Сами армянские ученые относят М. Хоренского к VII и даже IX в. (профессор К. Патканов и академик Я. А. Манандян)[20], то есть, разброс мнений составляет почти 700 лет. Еще больше удивления вызывает утверждения армянской стороны о том, что «Иисуса Христа крестил М. Хоренский!»!?. Не меньше, не больше… Многие ученые уже давно заметили, что в книге М. Хоренского события и факты искажены, не соответствуют действительности, нарушена хронология, и все это ради того, чтобы убедить читателя в том, что они держат в руках «настоящую историю армянского народа и Армении». Ее в начале XIX в. про автора «Истории Армении» было сказано так: «…историк более благочестивый, нежели просвещенный»[21] А блестящий армянский ученый второй половины XIX в. Николай Адонц вынужден признать, что «…их часто заслоняет ложный прагматизм, навязанный национальным преданиям Хоренским, либо тем автором, кто впервые обработал их»[22]. А мы после такого признания назовем вещи своим именем: мы имеем дело с преднамеренной фальсификацией истории! Тем более, что это не единичные случаи. После всего сказанного можно вернуться к нашей теме и сделать вывод о том, что составители «Армянской Истории» несомненно воспользовались «Великой Книгой» мидийцев-курдов, исказив ее до неузнаваемости, тем более что в самой книге содержится об этом признание: «…хотя (эти сказания) и не (вошли) в собственные Книги (Царей), однако они собраны незначительными и неизвестными гусанами» (гусан: на фарси — госан, курдском — озан и означает певец — Л. М.) (Моисей Хоренский. I,14). В пользу того, что при составлении «Истории» были использованы фрагменты из «Книги Царей» также служить приведенный в «Истории» М. Хоренского отрывок из гимна в честь иранского божества Веретранга (в источнике Вахагн):
«В муках рождения находились Небо и Земля;
В муках рождения лежало и пурпуровое море;
Море разрешилось красненьким тростником;
Из горлышка тростника выходила пламя;
Из пламени выходил юноша —
У него были огонь — волосы,
У него была борода — пламя,
И глаза (словно два) сольнышка)» (М. Хоренский. II, 31).

В Советском энциклопедическом словаре 1953 г. В разделе «Ариянская ССР» этот авестийский отрывок без скромности преподнесен как «древнеармянское эпическое произведение». В «Истории» в качестве потомков царя Армении Тиграна приводится имена ряда «армянских царей»: Вахагн, Араван, Нерсе, Зарех, Армог, Багам, Ван, Вахе, — на что И. М. Дьяконов делает справедливое замечание, что «по крайней мере, часть этих имен — иранские, при этом столь позднего облика, что не могут быть старше первых веков нашей эры»[23], т.е. как «иранцы» они имеют прямое отношение к курдам. В древнее время, на заре человеческой цивилизации, с появлением письменности возник обычай, согласно которой победитель стремился, оставит о себе память для грядущих потомков и каким-то образом увековечить себя. Материальным воплощением такого стремления находило свое отражение в строительстве пирамид, храмов, дворцовых комплексов, мавзолеев, воздвижения скульптурных памятников, победных стел, наскальных надписей и обелисков. Народная мольва о них складывали легенды и рассказы, сочинялись песни, их «подвиги» находили свое художественное выражение и в иных формах, иногда тесно переплетаясь в причудливые мифические образы. Этот обычай тщеславия существует и ныне.Один из первых кутийских царей Энридавазар (2225-2204 гг. до н.э.), выступая в качестве союзника Шумера, спас город Ниппур от аккадцев и оставил надпись в храме-святилище Энлиль, в которой называет себя «Царем четырех сторон мира». Он носил титул «Великий царь страны Гутиум». Властвующие в Месопотамии свыше 100 лет кутийские цари составляли свои надписи на аккадском языке. В честь кутийского царя Лагараба (Лаераб) (2135-2133 гг. до н.э.) в городе Сиппаре был выставлен написанный также на аккадском языке письменный памятник. В городе Умме в честь кутийских царей Ярлаганда (2120-2113 гг.) и Сиума (2112-2105 гг. до н.э.) также были составлены такие надписи. Все ученые мира без исключения отмечают особый расцвет шумерской культуры, особенно в городе Лагаш, в период правления градоначальника Гудеа, и, естественно, все это нельзя связывать только с его именем. Именно господство кутиев обеспечило спокойствие и мир в Двуречье. Новые пришельцы привезли с собой многие легенды, песни, мифы, своих богов, новые традиции и обычаи. Существование среди кутиев веры в бога солнца (Ассар), луны (Син), богиню Иштар (Иннана, Нин, Нино, Иннин, Нинанна) — прообраз мидийской богини плодородия Анахид (Ануйш) свидетельствует в пользу зарождения элементов зороастризма и начала формирования их в стройную систему. И все эти мифы, легенды, деяния великих царей писались на пергаменте, камне, глиняных табличках. Образование Ассирийской державы, Вавилонского государства только усилило духовный обмен народов не только Месопотамии, но и прилегающих соседних стран. С ростом накопленного материала появилась необходимость собрать его и систематизировать в виде библиотеки. Пальма первенства такой библиотеки по праву принадлежит последнему великому царю Ассирии Ашшурбанапалу (669-630 гг., по другим источникам 689-627 гг. до н.э.), которому удалось собрать в своей столице Ниневии коллекцию глиняных табличек и создать первую в мире библиотеку. Она была собрана по царскому указу со всех концов Месопотамии и по времени рассредоточены и удалены друг от друга — от Ашшура и Харрана на севере до Вавилона, Ниппура, Ура и Борсиппы на юге. Ашшурбанипал писал одному из местных чиновников: «Слово Царя к Шадуму: у меня все хорошо, будь счастлив. Когда ты получишь это письмо, возьми трех этих людей (называет имена трех писцов) и ученых из города Борсиппа и посмотри все таблички, какие есть у них дома, а также те, что хранятся в храме Эзида. Разыщи ценные таблички, которые есть в ваших архивах и которых в Ассирии нет, и пришли их мне. Я написал чиновникам и хранителям, и никто не утаит ни таблички от тебя. Если ты узнаешь о какой-нибудь табличке или серии табличек, о которой я тебе не писал, но которую ты сочтешь полезной для моего двора, разыщи ее, возьми и пришли мне». Таким образом все наиболее ценные таблички привозились в столицу Ассирии Ниневию в специально созданную библиотеку. «Того, кто посмеет унести эти таблички, пускай покарает своим гневом Ашшур и Беллит, а имя его и его наследников путь будет предано забвению в этой стране», — сурово предупреждал царь. Последующие ассирийские цари не просто собирали и копировали сочинения, обнаруженные в древних библиотеках, они сделали больше. После того, как они скопировали тексты, написанные по-шумерски, они велели перевести весь этот огромный материал на живой разговорный язык. Древние шумерские, и не только шумерские, а переведенные ранее на шумерский язык, материалы (повествования) были «изданы» в первоизданном виде и снабжены построчным переводом на ассирийский.
В 612 году до н.э. под сокрушительными ударами мидийцев и их союзников-вавилонян пало самое мощное рабовладельческое государство древней Месопотамии — Ассирийская держава. С этого момента она просто перестала существовать. Ниневия — столица Ассирии — была буквально стерта с лица земли, и огромные ее богатства были переправлены в столицу новой зарождающейся мидийской империи — Экбатаны.Естественно, не могла остаться в стороне и «библиотека» Ниневии, скорее всего она в огромном большинстве была оставлена в «книгохранилище» на попечение уцелевших ассирийских писцов, а некоторая часть была перевезена в Экбатаны. Источники донесли нам, что ассирийский народ не был истреблен, часть была оставлена в городе, а остальные размещены в соседних деревнях. Мидийские цари, подражая своим предкам — кутийским, касситским царям Вавилонии и ассирийским царям, — строго следили за составлением летописи династий, возвеличивающей их самих и род их в прошлом и настоящем с далеко идущим прицелом на будущее. Естественно, на фоне древних легенд, мифов, сказаний и преданий придворная хроника по замыслу должна была выглядеть более величественно и убедительно. Так как сами цари зачастую принадлежали к всесильным жреческим семьям, то включение в хронику священных гимнов и текстов было повсеместно общепринятым и распространенным явлением. Поэтому мидийские цари поощряли писцов и ученых-жрецов в составлении придворной хроники. На мидийский (курдский) язык переводились старинные таблички, на этом языке составлялась летопись мидийских царей и одновременно собирались жемчужины древнекурдской словесности. То, что мицийцы имели свою письменность — это общепризнанный факт: академик И. М. Дьяконов писал, что … центральная и восточная Мидия … с VII века до н.э. имела свою письменность, и этой письменностью была та самая клинопись, которая известна нам сейчас под названием «древнеперсидской» или «ахаменидской письменности первой категории», но которая в действительности является по происхождению «мидийской». И далее, развивая мысль, он пишет: «В настоящее время известно, что «древнеперсидская» клинопись была уже довольно широко распространена при Кипе II, в середине VI столетия до н.э. Уже априори невероятно, чтобы персы имели свою письменность, в то время как великая Мидийская держава своей письменности не имела бы. К тому же «древнеперсидская» клинопись очень сильно отличается и от вавилонской, и от эламской; и хотя вероятно, что она имеет в конечном счете общее происхождение со всеми другими видами переднеазиатской клинописи, но непосредственно она не может быть возведена (отнесена?) ни к одному из них. Наиболее вероятными звеньями следует считать мидийскую и маннейскую клинопись». И далее «… литературный язык ахаменидских надписей создавался … под сильнейшим влиянием мидийского языка, раньше сложившегося как язык литературный»[24]. На этом языке была составлена священная книга огнепоклонников-зороастрийцев «Авеста». Правда, некоторые ученые высказывают мысль о существовании отдельного «Авестийского» языка и на этой основе пытаются «доказать» его существенное отличие от мидийского, и тем более от современного курдского. Но при этом упускается из вида следующее: примерно в течении двух тысяч лет происходит «замена» языка у каждого народа; ныне на языке Иисуса Христа больше никто не говорит; современным русским крайне тяжело понятен православный церковный язык; современный армянин книги на (языке?) «грабар», написанные в раннем средневековье, читает только в переводе на нынешний армянский язык, ибо в древности книжный (литературный) и разговорный языки существенно отличались и только в поздние века произошла выработка единого литературного и разговорного языка. У курдов этот языковый процесс намного сложнее и он не завершен; именно этим можно объяснить наличие у курдов нескольких параллельно развивающихся диалектов, которые существенно отличаются друг от друга, что вносит определенное препятствие в консолидационный процесс слаживания курдского этноса. Поэтому, естественно, современный курдский язык сильно отличается от языка «Авесты» и «мидийского»; но в то же время все слова из этих древних языков «переводятся» только с помощью современного курдского языка.В 550 году до н.э. из-за предательства ближайших царедворцев во главе с командующим мидийскими войсками Гарпаком (Карпаком) власть из рук последнего мидийского царя Астиага (Асага — по-шумерски «дракон») перешла в руки персов во главе с его родным внуком от второй дочери Манданы, которая была замужем за персом. От Кира и была заложена основа персидской династии Ахеменидов, которые властвовали в Персии и Мидии до 330 года до н.э. В IV в. до н.э. образуется держава Селевкидов как последствие завоевательного похода Александра Македонского, существовавшая до 50-х гг. II в. н.э. Потом на смену династии Селевкидов пришла курдская династия Сасанидов, которые властвовали в течение 224-641 гг. н.э., то есть до арабских завоеваний. И каждый из последующих «Владык четырех вселенных» в подражание предыдущим и в назидание будущим не только составлял летопись своего правления, но и собирал легенды, сказки и другие эпические произведения своей эпохи. В дальнейшем у этих произведений стирались характерные для данной эпохи черты, видоизменялись имена героев, названия местностей, место и время действия, терялся национальный колорит, «забывался источник происхождения и они становились общечеловеческим достоянием народов не только Междуречья и Иранского нагорья, но и всей Передней Азии, Ближнего Востока и даже мира». К таким произведениям можно смело отнести такие великие творения человечества, как «Авеста», Библия, Коран. «Авеста» получила свою стройную систему, опираясь на весь предыдущий духовный мир, только в VI–V вв. до н.э.; Библия была начала примерно в VI–V вв. до н.э. и завершена в I в. нашего тысячелетия; Коран был написан в VIII–IX вв. нашей эры. Мы сегодня видим отражение Библии в Талмуде и Коране, а их некоторых положений в «Авесте». Ноев ковчег и Великий Потоп — прямое заимствование из известной кутийско-шумерской легенды «О потопе» в поэме о Гильгамеше. Все это свидетельствует в пользу того, что в древности уже образовалось духовное пространство, из которого все наши предки обогащали свой духовный мир, участвуя в то же время в расширении этого духовного богатства. В этом вечном процессе принимали активное участие и предки курдов. В VII в. Курдистан был завоеван Арабским Халифатом и включен в сферу экономической, политической и культурно-духовной жизни этого огромного государства. Распространение ислама в курдской среде навеки (надолго?) задержало консолидационные процессы среди курдского народа, нанесло непоправимый урон его культуре, способствовало стиранию национальных черт и, самое страшное, отсекло курдов от их накопленного тысячелетиями богатого исторического прошлого: в общей массе «мусульман» курды стали незаметными. Потеря, вторично, в лице Сасанидской империи курдской государственности привела на край гибели — и духовно, и физически — весь курдский народ.Но тот мощный пласт духовной культуры курдского народа, отмеченный всеми курдологами, который отличал и отличает и поныне курдов от соседних по региону народов, стал непреодолимым барьером в духовном и физическом закабалении курдского народа со стороны завоевателей. Вскоре после арабского завоевания в среде иранских, в том числе и курдских, образованных кругов началось движение, известное под названием «шуубийцы», в котором отразился протест порабощенных народов против их духовного закабаления. Шуубийцы собирали древние сказания, переводили отдельные древнеиранские (и древнекурдские) книги на арабский язык, получивший распространение к этому времени, используя в своих стихах идеи, образы и мотивы «Авесты» и других зороастрийских религиозных сочинений. Особое распространение в Х веке получило сведение древних иранских мифов и героических сказаний в специальные сборники, носившие название «Шах-намэ». «При составлении этих произведений были широко использованы написанные на древнекурдском языке своды «Худай-намэ» («Хвадайнамак») («Книга о царях»), в которых наряду с официальной придворной хроникой династии Сасанидов (III–VI вв) содержались также мифы и сказания иранских народов».[25]
Таким образом, наличие на древнекурдском языке эпических произведений под общим названием «Хвадай-намак» должно восприниматься общепризнанным фактом.

[1]Бируни Абу Райхан. Избранные произведения. т.I, Памятники минувших поколений. С.35. Ташкент, Изд-во АН УзССР, 1957.
[2]Фирдоуси, Шах-намэ. Предисловие. С. 5. Баку, 1987.
[3]Курдские сказы… С. 6
[4]Х. Джинди
[5]Там же, с. 24.
[6]Там же, с. 8.
[7]Ш. Х. Битлиси. Т. 1. С. 84.
[8]«Рустаме Зал»
[9]Там же, 12-13.
[10]Там же, 20.
[11]Там же, 31.
[12]Гаджие Джинди. С. 18.
[13]Там же, 20.
[14]Там же, с. 22-23
[15](М. Мукри. С. 128, 129)
[16]Фирдоуси. Шах-намэ. Т. 1. С. 15. М., 1957.
[17]Мар Аббас Катани. Возможно, он и есть Маар Абу I, несторианский патриарх VI века, сосланного в главное селение Серош-магов (считалось «прародителем и цитателем» всего магизма, т.е. зороастрийского учения) рустака Перахравр (С. Ю. Касумова. Азербайджан в III–VII вв. С. 54. Баку, 1993). Среди курдов, исповедающих езидизм, до сих пор имеются носители названия рода QAT’ANÎ. Учитывая тот факт, что несторианское духовное звание мар – производное от курдского «мир» (среди курдов общественный институт mir наделенный духовной и светской властью лицо), можно утверждать, что Мир Аббас Катани был курдом.
[18]М. Шагинян. Путешествие по Советской Армении. Примечание 13, на с. 328. М., 1951.
[19]Там же, с. 344, примеч. 344.
[20]Там же.
[21]Любопытные извлечения из древней истории об Азии. СПб. 1816. С. 242.
[22]Николай Адонц, ук. соч.., С. 432.
[23]Дьяконов И. М. История Мидии. С. 353. М.,
[24]Дьяконов И. М., ук. соч., с. 367.
[25]Абдулькасим Фирдоуси. С. 6. «Шах-намэ». М., 1980.
[1]