Первые всадники Передней Азии
Лятиф Маммад
Археологические раскопки в Пушт-и Кух на западе Луристана, в Зивие (ок. г. Саккыз в Иранском Курдистане, к юго-востоку от Урмийского озера), в Хамадане (Экбатан, столица Исторической Мидии), в Тепе – Сиялк (юго-восточная Мидия, Паретакена), на территории Нахичевани, Кавказской Албании и Армении (Аринберд, Лчашен и др.) обнаруживают сходство материальной и, возможно, духовной культуры проживающих в этом обширном регионе племен, особенно сходных представлений, касающихся, в частности, погребального ритуала. Такое положение не изменилось и даже усилилось к концу II — началу I тысячелетия до н. э. В примере Кавказской Албании академик И. Алиев обнаруженные в могильниках полусогнутые скелеты, сырой кирпич, деревянные ящики и катакомбные могильники связывает именно с наличием здесь ираноязычных племен и подчеркивает, что «в этнической, культурной и политической истории Албании без сомнения роль иранских элементов была не меньшей» (1-95).
Археологические раскопки в Пушт-и Кух на западе Луристана, в Зивие (ок. г. Саккыз в Иранском Курдистане, к юго-востоку от Урмийского озера), в Хамадане (Экбатан, столица Исторической Мидии), в Тепе – Сиялк (юго-восточная Мидия, Паретакена), на территории Нахичевани, Кавказской Албании и Армении (Аринберд, Лчашен и др.) обнаруживают сходство материальной и, возможно, духовной культуры проживающих в этом обширном регионе племен, особенно сходных представлений, касающихся, в частности, погребального ритуала. Такое положение не изменилось и даже усилилось к концу II — началу I тысячелетия до н. э. В примере Кавказской Албании академик И. Алиев обнаруженные в могильниках полусогнутые скелеты, сырой кирпич, деревянные ящики и катакомбные могильники связывает именно с наличием здесь ираноязычных племен и подчеркивает, что «в этнической, культурной и политической истории Албании без сомнения роль иранских элементов была не меньшей» (1-95). В 90-е годы XIX русский ученый Н. В. Насонов вместе с соратниками проводил этнографические исследования в Закавказье и на территории Турции. Во время полевых исследований были проведены антропологические измерения курдов Ванской области, Александрийского уезда (бывш. Ленинакан, ныне Гумри в Республике Армения) и Иранского Курдистана, а также Ардаганского округа в Турции. Одновременно были охвачены такого рода исследованием персы, армяне, грузины, евреи, осетины и некоторые другие национальности. В результате по курдам были сделаны следующие выводы: «… курды… — представители длинноголовых на Кавказе. Пока нет ни исторических, ни антропологических доказательств, что некогда распространенный почти на всем Кавказе длинноголовый тип пришел сюда из каких-либо отдаленных стран. Более вероятно, что в начале бронзового и железного веков предки ныне существующих длинноголовых выдвинулись из своих коренных местностей и заняли значительную часть Кавказского перешейка. Длинноголовые черепа, находимые в могильниках бронзового века в разных местах Кавказа, ничем существенным не отличаются от черепов ныне живущих длинноголовых» (2-102).
Исследователи курдов, наряду с осетинами, персами, чеченцами, немцами и русскими относят их к расе высокого роста (2 -18).
О физическом типе курдов Е. Сон, знавший и живший среди курдских племен, писал так: «Если рассматривать физический облик курдов, то вряд ли в настоящее время можно найти более совершенный образец. Северные курды сухощавые, высокого роста (среди них совсем не встречаются тучные), с длинным, часто загнутым носом, небольшим ртом, овальным, продолговатым лицом. …У южан лица шире и походка тяжелей. Из 40 человек южных племен, выбранных наугад, 9 были выше 1,8 м, хотя среди некоторых племен средний рост составляет 1,75 м. … Держатся все они, – горцы это знают, – гордо и прямо и выглядят теми, кем являются, – современными мидийцами, способными стать при условии объединения новой большой воинственной нацией» (35- 68). В. Никитин разделяет авторитетное мнение известного антрополога Питтера: «От Понта Эвксинского до Персидского залива, то есть от верховий Аракса и истоков рек Месопотамии до гор древней Персии, обитало, вероятно, с исконных времен азиатского мира кочевое и охотничье население ясно выраженного этнического типа: высокого роста, брахицефалы, с темной пигментацией глаз и волос, с длинным, часто крупным, прямым или с горбинкой носом, нередко с загнутым его концом столь характерной формы, что скульпторы древности всегда хорошо ее воспроизводили» (35, 68 – 69).
Археологические раскопки на многослойном памятнике Кюльтепе вблизи города Нахичевани, в 8 км к северо-востоку от города на берегу реки Нахичеванчай показывают, что здесь жизнь продолжалась очень долго и охватывала периоды от энеолита до раннего железа. Выявленные материалы местной культуры древних земледельческо-скотоводческих племен, населяющих данную территорию, обнаруживают их близость и связи со странами Передней Азии. Также обнаруживается близость памятников Кюльтепе с памятниками Мильской степи в Северном Азербайджане. В целом, эти памятники относятся к куро-аракской культуре, которая охватывала Южное Закавказье, северо-западный Иран и восточную Анатолию – исторический ареал обитания курдов. Несмотря на отдельные отличительные черты, являющиеся местным вариантом и хронологическим различием, памятники куро-аракской культуры поразительно близки друг к другу. Это одна общая культура, распространенная на очень большой территории. Видимо, это результат наличия родственных племен, расселившихся на огромной территории (3 – 256).
На территории Нахичевани в двух могильниках у ног погребенного были обнаружены скелеты собак. У древних насельников образ собаки отражал идеи охраны и сбережения жилья, имущество, посевов, стадо и самого человека. С собакой были связаны культовые представления древнего человека, на что указывает и азербайджанский ученый О. Абибуллаев. Общеизвестно, что культ собак существовал среди мидийцев – зороастрийцев. В Авесте собаке полностью посвящен тринадцатый фрагард «Видевдата» и отдельные фрагменты в других фрагардах, содержащие описания религиозных ритуалов с участием собак, правила ухода за собаками и др. По святости собака почти приравнивается к человеку. За убийство собаки было предусмотрено нанесение тысячи ударов конской плетью (4-13). Действительно, среди курдов существовал особый культ собаки, сохранившийся по сей день. Есть даже среди курдов особая клятва, где упоминается собака: «Bıde boy xüde zıyarete Esebu–kefe u ğıtmin!» («Боже! Дай (удовлетвори просьбу) ради места паломничества Асаби-кейфа и (собаки) Гытмин»). Курды обязательно хоронят умершую собаку. На керамических изделиях обнаружены и мастерски нарисованные птицы — павлины. На керамике из Нахичевани изображение павлина – птицы «Сэнмурва»1 (Симурга), которая иногда изображалась и в виде орла и представляет собою определенные представления о зарождающейся новой вере — зороастризме.
На одном из найденных в Кюльтепе кувшинов четко видно изображение змеи, образ которой очень популярен особенно среди земледельческих народов древности. «Змея, живущая на земле, считалась атрибутом богини земли, от которой зависело плодородие нив. Каждую весну змея сбрасывает кожу и возрождается, и земледельцы ассоциировали это с весенним возрождением природы. Культ змеи существовал и у иранских народов» (5-38). Среди курдов и по сей день популярно изображение змеи с женской головой, которую называют «ШАХ-МАРАН» (или Ша-Маран), то есть «Царица Змей». Ее культ особенно силен среди курдов Ванской области в Северном Курдистане. Среди скифов была популярна богиня земли и воды Апи, в «образе женщины с ногами в виде змей»(5-38), явно заимствованная от мидийцев, так как Апи — прообраз одного из шести божеств, одна из эманаций самого Ахура Мазды — Anam Hanary (сын воды).
Определенный интерес представляет и изображение на найденных в Кюльтепе керамических изделиях водоплавающих птиц. На куске керамики, видимо от кувшина, и на кувшине видны изображения гуся. У индоиранских народов водоплавающая птица была атрибутом богини-матери, которая в их религии объединяла функции главного божества не только земли, но и воды. У иранских народов, к которым относятся и мидийцы — предки нынешних курдов, водоплавающая птица являлась символом Ардивасуры Анахиты — богини земли и воды, которой был посвящен большой храм в Кангаваре в Верхней Мидии (иранская часть Курдистана).
На одном из керамических изделий имеется изображение курдского национального танца. Здесь же найдена керамическая таблица с гаммированным крестом. Как известно, крест был для зороастрийцев символическим изображением солнца, которому они поклонялись. На территории бывшего Красного Курдистана, в Лачинском районе, недалеко от Гочазского перевала находиться кладбище с несколькими мавзолеями курдских феодалов. Один из этих мавзолеев, самый крайний над обрывом, незаметной с дороги, считался у женщин священным. Среди обвалившегося свода мавзолея торчит несколько камней, имеющих вид фаллоса. На самой верхушке этих камней женщины ставили небольшие горящие факелы или свечи, отчего концы этих камней закопчены. На одном из этих камней, напоминающих фаллосы, был высечен знак свастики. Позже этот камень был вывезен в Армению для хранения в музее (51, 55-56).
Символ креста и в наши дни одна из самых распространенных изображений среди бытовых предметов курдского обихода. Интересен и факт нахождения в могильниках конских скелетов, конских захоронений и предметов конского украшения. Инвентарь этих погребений дает возможность отнести эти могильники к средней и поздней бронзе (3-21). Кости коня в Кюльтепе (Нахчиван) были обнаружены во втором и третьем слоях. Причем во втором слое оказались кости лошадей двух пород: крупного и мелкого размера, которые О. Абибуллаев затруднялся определить, к каким именно лошадям отнести эти кости — диким или прирученным. По его мнению, обнаруженные в третьем слое кости, несомненно, принадлежат прирученным коням, и он справедливо полагает, что широкое распространение яйлажного скотоводства в этот период обусловило одомашнивание лошадей, и конь приобрел большое значение в хозяйстве. Скелеты коней и предметы конской упряжи встречены и в других погребениях Закавказья (Карабулак в Нагорном Карабахе близ Ханлара). Кости предка первобытной лошади (hipporion n. s. p.) были обнаружены около села Нурнус, около г. Арзни на реке Раздан поблизости от озера Севан в Армении. Археологические материалы показывают, что лошадь для верховой езды появляется еще в конце V тысячелетия до н.э. (6-16,50). В человеческом обществе на территории Закавказья на рубеже II и I тысячелетия произошли существенные изменения по сравнению с предшествующими временами. Быстро развивавшиеся скотоводство и земледелие отделились друг от друга. Скотоводческие племена, использовавшие высокогорные пастбища, были богаче и становились во главу союзов племен, усиливая это крупное общественное разделение труда(6-53). Такое положение сохранялось во многих регионах мира, в том числе и Передней Азии до XIX века.Ритуальные погребения коней открыты и в Северо-Западном Иране, в Луристане — в Марлике, Хасанлу, Дипка–тепе, Баба Джане. Во многих могилах Луристана захоронены не кони, а только конские уздечки (5-113). Профессор Йогн фон Эльчктедт указывает на наличие особого культа лошади среди касситов в связи с их особым отношением к конскому снаряжению и конским захоронениям в их среде. Он связывает создателей Луристанской бронзы именно с касситами (7-87). Появление в календаре Стрельца – крылатого кентавра стрелой в качестве знака зодиака надо отнести также к касситам. Авторитетные ученые с иранцами связывают распространение новых типов оружия и конского снаряжения, обычай принести в жертву коня, новые сюжеты в Передней Азии — крылатые кони (5-113). Хорошо известно, что в древности переднеазиатское коневодство первоначально длительное время успешно развивалось на альпийских лугах в горных районах Анатолии, Армянского Нагорья и Ирана, в особенности приурмийские районы славились наивысшим уровнем коневодства. Академик И. Дьяконов полагает, что коневодство и легкая колесница стали распространяться на территории Передней и Малой Азии не позже конца III тысячелетия до н. э. именно с гор Армении и Ирана (8-61). Академик Э. А. Грантовский также считает, что западноиранские племена задолго до скифов сыграли большую роль в распространении всадничества и новых навыков коневодства в Передней Азии (9-371). Многие ученые даже движение касситов из гор в долину Диялы и начавшиеся их побеги на Вавилон — их активизацию, отмечают в связи с появлением лошади как транспортного животного. На эламском языке лошадь означает kutu (обращает внимание, что это название очень близкое по звучанию с этническим названием племен кутиев). Отмечая тот факт, что лошадь была хорошо известна в западной Азии с давних времен, И. Дьяконов пишет, что она уже была известна шумерам, которые называли ее ansu–kur–ra и переводит это как «горный (восточный) осел». Детерменатив ansu означает «животное», а kur–ra — обозначение лошади. Если шумеры называли лошадь горным ослом, значит, они и должны были воспринять и слово, обозначающее лошадь. Это слово сохранилось в современном курдском языке как кур/р/ик и обозначает жеребенок (лошади), а по-курдски название осла — ker. Это дает основание предположить, что во время кутийского завоевания Шумера, а может быть и чуть раньше, шумеры и приняли название лошади у кутийцев. На это намекают и слова «горный» и «восточный» в шумерском названии лошади. Изображение лошади встречается еще в пиктографической иероглифике времени Джемдет-Насра (не позднее III тыс. до н. э.). Считается, что она тогда еще не была одомашнена. Обнаруженная в 1904 году в Кюльтепе фигурка оседлого коня свидетельствует в пользу прирученности коня уже в конце IV — начале III тысячелетия до н. э. Большинство ученых склонны к мнению, что интенсивное развитие коневодство получает в начале II тысячелетия до н.э. Во второй четверти II тысячелетия до н.э. лошадь как домашнее животное включается в обиход многих государств Передней Азии (10-123). Именно этот период совпадает с периодом активизации кутийских и касситских племен. «Что одомашнивание лошади связано было именно с касситами, – писал И.Дьяконов, – видно из того, что лошади начинают упоминаться часто в Вавилонских документах касситского времени, и в камнерезном искусстве изображения мифических чудовищ, образ которых навеян образом коня, появляются тогда же наряду с типично касситскими изобразительно-орнаментальными мотивами». Он при этом отмечает, что «в нагорьях переход к использованию лошади мог произойти одновременно у различных этнических групп», одним из таких племен были касситы (10-126). Академик О. Вильчевский развитие коневодства в Малой Азии и Западном Иране связывает с появлением здесь «индоязычных» племен в качестве «коневодов», приход которых в этот регион относит к середине II тысячелетия до н. э. (11-30,34), что не находит своего подтверждения в имеющемся фактическом материале. Эти пришлые «индоязычные пастушеские племена», по идее, должны были привести с собой хотя бы отдельные элементы «своей культуры» или же на месте создать их, подобные в их альма-матер. Но археологические находки доказывают местный характер найденного материала. Известный археолог А. Годард особо подчеркивает, что «культуре горных племен касситов мы обязаны так называемой «луристанской» бронзой» (10-131), которая после длительных научных споров была признана, что большинство памятников «Луристанской бронзы» относится ко времени от середины II до начала I тысячелетия до н. э. Большая часть вещей — это части конской упряжи: кольца для вожжей, удила со псалиями и т. п. Луристанское упряжно-колесничное снаряжение указывает в основном на II тысячелетие до н. э. как на дату находок: в I тысячелетии до н. э. колесница в значительной мере выходит из боевого употребления. По-видимому, луристанская колесничная упряжь была однотипна по своему устройству с древней колесничной упряжью Передней Азии вообще и в частности — Шумера (10-132). Известно, что касситская экспансия на Вавилон началась в период правления Самсуллина, сына Хаммурапи. Вавилонские источники в 9-м году правления Самсуллина (1741 г. до н. э.) отмечают войну с касситами. А родственная касситам кутийская экспансия и завоевание Шумера состоялись почти 400 лет до указанных событий — в 2228 году до н. э., и боевая колесница могла появиться на Шумере только с появлением там кутиев.Этнический состав населения на обширной территории — от района озера Урмия (включая, вероятно, отдельные этнические островки по направлению к озеру Ван) до верховьев Диялы (кутийск-луллубейский), юго-западные районы — верховья Диялы и верховья Керхи (касситы), в районах, прилегающих к Урмийскому озеру с запада (особенно с запада и с севера) и в западных долинах Загроса (хурриты) — с III по начало I тысячелетия, в целом, оставался неизменным (10-138). Коневодство могло развиваться только в условиях яйлажной системы. Большие табуны требовали обширные пастбища. С глубокой древности основным районом разведения лошадей считают местность, примыкающую к турецко-иранской и ирано-иракской границам. Эта территория соответствует территории исторической Мидии, на которой исследователи отмечают особое развитие коневодства. Особенно ценились в древнем мире кони, разводившиеся на Нисейской равнине в Мидии (Паретакена — район Исфагана).
Эта территория полностью находится в этнических границах Курдистана, и ее основными насельниками (местами, доходящими до 100%) по-прежнему составляют и в настоящее время именно курды. Тесная связь курдов с коневодством прослеживается в течение многих тысячелетий. Кони составляли основное богатство мидийских племен, и объектом вожделения иноземных захватчиков-ассирийцев в первую очередь были кони. Ассирия всегда стремилась привлекать в свои войска мидийские конные отряды и всегда требовала дань лошадьми. Область Нисибин они называли Mesāia (область Mesa в стране Маннеев), а одна из любимых в ассирийской армии порода коней называлась mesāia — месаинской. Во время похода ассирийского царя Саргона II на Урарту и его движении вдоль восточного берега озера Урмия на север в его победной реаляции упоминается область Суби, которая по-урартски называется «Страной Маннеев», и была специально выделена царем Урарту, чтобы в ней выращивались кони для урартской конницы. Полибий сообщает, что «…Мидия — замечательное государство в Азии как по обширности и по многолюдству населения, так равно по превосходным качествам его лошадей. Лошадьми Мидия снабжает чуть не всю Азию, потому что даже царские табуны доверяются мидянам ради тучных мидийских пастбищ…» (12-Х, 27).
Археологические материалы Западного Ирана и данные письменных источников конца II — начала I тысячелетия свидетельствуют в пользу того, что основное оружие всадников (по изображениям на барельефах) — лук. Стрельба на полном скаку, обернувшись назад, доказывает, что этот прием был изобретен уже к IX веку до н.э. Ксенофонт упоминает о «всадниках варваров, которые и при бегстве наносили эллинам урон, стреляя на скаку назад» (Анабасис,III, III, 4). По мнению академика Э. А. Грантовского, при Ашшурнасирапале II ассирийцы не заходили далее районов современной ирано-иракской границы, а с изображенными на барельефе всадниками могли столкнуться лишь на территории Иракского Курдистана или в юго-восточных областях Турции (9-371). Иногда стрельбу из лука на полном скаку называют без основания на то скифским. Хотя достоверно известно, что в IX–VIII вв. до н. э. на Армянском нагорье и в Приурмийском районе скифов не было, и лишь к концу VIII века до н. э. появляются киммерийцы, о чем свидетельствуют данные ассирийских и урартских текстов. Поэтому можно смело утверждать, что этот способ ведения боя был выработан в мидийской среде. Ассирийские войска были смешанной массой, то есть разноплеменной. В них воевали и мидийско-курдские конные отряды. В постоянных столкновениях с горцами ассирийские цари не могли не обратить внимания на конные боевые отряды с их высокими маневренными возможностями и мобильностью, что вызывало естественное стремление привлечь их на свою сторону или же создать подобные отряды. На фоне постоянно не прекращающихся боевых действий ассирийцам все-таки удавалось «получить с гор воинов и принять оттуда лошадей, нужных для кавалерии» (13-132). На ассирийском рельефе из Ниневии (VII в. до н. э.) среди осаждающих мидийскую крепость ассирийских воинов мы видим и вооруженных стрелами пеших, и конных мидийцев. Но основным вооружением у мидийцев были дротики. На одной из эламских печатей обнаружено изображение мидийского конника-аризанта. О наличии мощных кавалерийских боевых отрядов среди мидийцев пишет и профессор Ф. Эльчктедт. По его словам, в пределах политических границ нынешнего Иранского Курдистана, внутри Великого Мидийского государства, размещались три важнейших центра: плодородный и пригодный для земледелия Азербайджан; имеющий важное политическое значение Хамадан и простирающиеся до «Мидийских ворот» поблизости Бисутуна области; и наконец, горные области нынешнего Курдистана. Эти горные области имеют важное стратегическое значение. Именно на этих территориях размещалась самая лучшая для своего времени в военном отношении чрезвычайно организованная вооруженная дротиками курдская кавалерия. Эти области для коневодство были крайне благополучными. Именно отсюда с целью освобождения от ассирийского деспотизма был совершен поход. Как у живущих на восточных склонах Загроса курдов, так и на западе ассирийского фронта воевали созданные из курдов вооруженные дротиками кавалерийские соединения. По этой причине мидийцы вынуждены были дать особое предпочтение вооруженным дротиками курдским боевым отрядам (7-108).
Следует отметить, что мидийцы являются родоначальниками кавалерии. В период правления мидийского царя Киаксара, который «был еще гораздо воинственнее своих предшественников и первым разделил азиатское войско на (боевые) отряды по родам оружия и каждому отряду — копьеносцам, лучникам и всадникам — приказал действовать самостоятельно. До этого все (войско) было перемешано в беспорядке» (Геродот, I,103). Именно благодаря царю Мидии Киаксару родился новый вид вооруженных сил — конница, которая с этого момента могла применяться совместно с пехотой: лучниками и копьеносцами.
Это была новая страница в истории военного искусства. Мидийцы-курды создали первую конницу, сохранившую свое боевое значение до начала Второй мировой войны. И боевую колесницу также связывают именно с хурритами, сыгравших важную роль в этногенезе современных курдов. Начиная с IV тысячелетия повозки были известны в странах Двуречья (в долинах Тигра и Евфрата — в Месопотамии), запряженные волами, ослами или верблюдами. Во время похода в Египет ок. XVII в. до н. э. хурритов (гиксосов-«пастухов» — их так называли древнеегипетские источники) впервые там появляются боевые колесницы. Гиксосы впервые в Египте ввели коневодство и колесный транспорт. Как было сказано выше, рождение конницы датируют началом I тысячелетия у мидян. После мидян конница появляется и у других народов мира. На наличие уже к IX в. до н. э. на территории будущего Курдистана этнических (достаточно определенное иранских) групп, всадники которых были именно лучниками (у персов и мидян главным образом копьеносцами; но иногда и лучниками), — указывает и Э. Грантовский (9-371). Плутарх упоминает о стоящих впереди отборных войск Тиграна мардийских лучников на конях (14-Лукулл, 31), которых Э. Грантовский называет «одним из непосредственных предков курдов» (9-371). Большинство источников рассматривает коневодство в тесной связи именно с курдами. Как пишет О. Вильчевский, население Замуа (соответствует территории нынешнего т. н. «Мукринского Курдистана» в Иране — Л. М.) состояло лишь из кутийско-луллубейских элементов. Однако тот факт, что это население занималось в IX–VIII вв. до н. э. коневодством, заставляет предполагать, что уже в это время среди населения Замуа существовала иранская прослойка, принесшая в страну коневодство (11-53). Конечно, нельзя с полной уверенностью судя по роду занятий определить этническую принадлежность, но у большинства ученых «ираноязычность» кутиев и луллубеев не вызывает сомнений, и поэтому коневодство надо считать древним занятием местного автохтонного населения, каким являются курды. К примеру, академик И. Дьяконов однозначно утверждает, что «связанная с коневодством терминология у окружающих народов — иранская, мидийская…» (10-127), то есть, среди иранских языков принадлежит древнекурдскому (мидийскому) языку. Так, персидское asa — «лошадь», видимо, в древнеперсидском начало вытесняться мидийско-парфянским aspa; в Вавилонии новая для Двуречья луговая культура люцерны носила мидийское название aspastu – asp(a) – asta — «лошадиная еда» и засвидетельствовано впервые в VIII в. до н. э.(10-127). На современном курдском лошадь — hasp, а клевер (Trifolium) — hespist, once, ket, sewere, koringe, argud, nefel, люцерна — lusem, keha raş. Наши ближайшие соседи-армяне, азербайджанцы и тюрки клевер называют – енджа, а тюрки люцерн — kaba yonca. Страбон сообщает, что «Мидия … как эта страна, так и Армения исключительно «обильны конями». Какой то луг здесь носит название «Коне обильного»; … на этом лугу паслось 50 000 кобылиц. Это были царские табуны. Что касается нисейских коней, которыми пользовались цари как самыми лучшими и самыми большими, то одни утверждают, что порода их отсюда, а другие – что из Армении. Подобно парфянским лошадям они отличаются своеобразной статью и по сравнению с элладскими и прочими лошадьми в нашей стране. Далее, траве, которая является лучшим кормом для лошадей, мы даем специальное название «мидийской», потому что она растет там в большом количестве» (Страбон, ХI,ХIII,7). «Мидийцы, однако, как говорят, являются родоначальниками обычаев армян и еще раньше персов… Например, так называемая теперь персидская «стола» (длинное платье), их страсть к стрельбе из лука и верховой езде, служение царям, царские облачения и божественное почитание царей подданными перешли к персам от мидийцев» (Страбон,ХI,ХIII,9). Порода нисейских лошадей выращивались и на территории Армении. Общеизвестно, что в течении 610 – 590 гг. до н.э. Мидийское царство, помимо сокрушения власти Ассирийской державы добилось также подчинения себе царств Манны, Скифского и Урарту (10-316). Те же мидийцы выращивали кони и на территории Урарту. В 441 г. до н. э. Ксенофонт писал о поселениях, которые специально для царского двора выращивали коней и дань также давали исключительно конями (Анабазис, IV, V—34). Эти поселения размещались между нынешним областями Джезире Ботан и Муш в Северном Курдистане.Сатрап Армении ежегодно посылал персидскому царю 20 000 жеребят на праздник, называемый Митракинами2 (Страбон, Х1, Х1У, 9). Древние греки узнали коней благодаря мидийским всадникам. В пользу этого свидетельствует наличие в греческом языке слова medike — название люцерны как и в латыни – medicagosatuvai (буквально «мидийская трава» то есть, «курдская трава»).
В древнегреческой мифологии Кентавры (получеловек – полу лошадь) занимают особое место. Когда испанский конквистадор Кортес Эрнан (1487 – 1547) в 1519 – 1521 гг. возглавил свой завоевательный поход с отрядом, состоящим из 508 человек, в Мексику, местных аборигенов обуял ужас от впервые увиденных ими 16 лошадей с всадниками, которых могущественные инки приняли за цельное существо. Их страх перед этими невиданными чудовищами был настолько велик, что при виде этих «ужасных существ» их воля к борьбе была парализована, и историки сравнительно легкую победу небольшого отряда испанцев приписывают именно наличию у них этих лошадей. И в греческой мифологии «кентавры» – «дикие существа, полулюди – полукони, обитатели гор и лесных чащ, отличаются буйным нравом и невоздержанностью» (15-280). Если в ХVI веке создатели великой инкской цивилизации восприняли таким образом лошадей Кортеса, то можно предоставить, что творилось в душе древних фригийцев и лидийцев Малой Азии, которым неизбежная встреча с сидящими на лошадях людьми ничего хорошего им не сулила. Естественно, их встречи и стычки с этими непонятными существами, зачастую несущими неприятности или смерть, и позже овеянные страхом и ужасом рассказы об этих встречах, стычках и должны были порождать в умах детей древней Эллады мифы о кентаврах и вносить сумятицу в их души.
Позже древние греки также стали разводить коней. Среди конезаводчиков самым известным был фессалиец Филоникос, который постоянно обновлял свой табун за счет мидийских коней. В Греции самые лучшие условия для разведения коней были в области Фессалия. Огромная равнина длиной около 80 км и шириной до 60 км с плоскогорьем (горы высотой до 500 м) способствовали этому. Именно у Филоникоса отец Александра Македонского – Филипп II (ок. 382 – 336 гг. до н.э., царь Македонии с 359 г.) и купил знаменитого коня Буцефала («Дикий конь»). Буцефаль переводят и как «Бычьеголовый», якобы конь так был назван за его широкий лоб. За него была выплачена рекордная по тем временам сумма – 13 талантов (примерно 340 кг серебра). Не каждый в Греции располагался такой суммой и мог позволить себе обзавестись конем. В войсках А. Македонского в период похода на Персидскую державу было не больше 5 тысяч всадников (14-Лукулл, Александр и Цезарь, XV). Во время похода Александра Македонского (334 – 331 гг. до н.э.) в Нисейских полях паслось свыше 150 тысяч лошадей, которые были реквизированы римлянами. По возвращении в 324 году из Индийского похода, А. Македонский посетил Мидию и осмотрел знаменитые Нисейские поля, где паслось уже около 50 тысяч коней для войск Александра. Большая часть поголовья была разграблена македонской военщиной. Атропат, сатрап Мидии, подарил Александру 100 прекрасных девушек-всадниц, что явилось новым импульсом развития темы об амазонках в древнегреческой литературе.
Во время Митридатовых войн в войске Митридата было 16 тыс. всадников, не считая серпоносных колесниц (14-Лукулл, VII). Лукулл имел в своем распоряжении 2,5 тыс. конников (14-Лукулл, VIII, XXIV – 3 тыс.). У другого римского полководца Красса было 4 тыс. всадников (14- Никий и Красс, XVIII). Основным ядром Митридатова войска составляли колхи, тибарены и каппадокийцы (14-Лукулл, XIV), включая и мидийской конницы. Малая Армения была заселена тибаренами и халдеями (14-Лукулл, XIX). 3 тысячи воинов мидийской конницы во главе с Митробарзаном, первыми принявшими бой, были разгромлены Лукуллом. В этом сражении Митробарзан пал с оружием в руках (14-Лукулл, XXV). У Тиграна было 55 тысяч всадников, из которых 17 тысяч всадников были одеты в броню (14-Лукулл, XXVI). Бронированная конница воевала под началом Мидийского царя (14-Лукулл, XXVII). Эта конница была вооружена, в основном, копьями (14-Лукулл, XXVIII). Конница была словно замурована в свою тяжелую, негнущуюся броню. У всадников не были защищены только бедра и голени. В войсках Тиграна воевали также воинственные мардийские лучники на конях (14-Лукулл, XXXI). Таким образом, мы видим, что основное ядро конницы Митридата составляли всадники из числа мидийцев, колхов, тибаренов и каппадокийцев и мидийцев. А у армянского царя Тиграна значительная часть конницы была из числа мидийцев – 17 тысяч тяжелой бронированной конницы и мардийские лучники.
Древних китайцев также привлекала переднеазиатские кони. В конце II века д.н.э. Парфия устанавливает дипломатические и торговые отношения с Китаем. Китайцы ввозили щелк, а вывозили различные ткани, пестрые ковры, стекло, металл, драгоценности, лекарства и лошадей. В Богазкее среди найденных хеттских надписей было также обнаружено «Наставление по уходу за лошадьми». В нем излагаются правила подготовки лошадей, проводятся графики нагрузки и отдыха и т. д. Считается, что это самое древнее из найденных наставлений такого рода. (16-115). Впоследствии было выяснено, что «Трактат о коневодстве» был составлен митаннийцем (хурритом) Кикули — старшим конюшенным при дворе хеттских царей (17-130). Наличие обнаруженных фрагментов «Эпоса о Гильгамеше» в хеттском и хурритском переводах — явное доказательство того, что «Наставление по уходу за лошадьми» было переведено с хурритского на хеттский язык и его истоки необходимо искать в курдском материале. Из того, что в Нузе (совр. Киркук в южной части Курдистана) начала XIV в. разные обозначения лошадей имеют доказанное или вполне вероятное индоарийское происхождение и что хеттский трактат о тренинге лошадей был написан конюшенным—митаннийцем и содержит индоарийские професиональные термины, можно прийти к заключению, что индоарийцы хорошо разбирались в коневодстве и тренинге лошадей (18-47). Приобретение и содержание лошадей и колесниц обходилось очень дорого и было доступно только богатым слоям, выделявшимся в Нузе (Аррапхе) именно по данному признаку: принадлежавших к этим слоям так и называли rakib narkabti – «ездящие на (боевых) колесницах»; они составляли избранные войска, от которых зависел исход войны. В Митанни, равно как и в Сирии и Палестине, их именовали marijanni – na; это слово часто, но не вполне убедительно связывают с другим индоевропейским marya – «молодой человек» (в авестийском также – «член мужского союза»). На протяжении истории Митанни эта военная элита превратилась в своеобразную родовую знать (18-47). В современном курдском языке наличие таких слов, как mir, mir–miran (господин, владетельный князь), marıv (mırov) – человек, mer – мужчина, merxas – мужественный сопоставима с хурритским marijanni – na. Мидийцами выработаны основные виды тренировки коней и тактика их применения в бою. Академик И. Дьяконов считает, что в горных районах, где нет больших плоских пространств, выработана система тренировки колесничных лошадей, которая обозначалась мидийским термином wartanna («оборот»), с пробегом длиной в 2 км, а затем была перенесена на равнины Месопотамии и также обозначала определенное расстояние в пределах конно-колесничного пробега по прямой (18-62). На современном курдском диалекте сорани war (19-666) переводится как привал, стоянка, остановка, а tan — идти непрерывно; tana — опорный столб (19-137). Для обозначения расстояния в 2 км в начале и конце разметки должны были сделать разметку надежными средствами, в качестве которых вполне можно было применять вкопанные глубоко в землю столбы. Камень или торчащий из земли пень могли быть препятствием во время тренировок, ранить коня или сломать колеса при наезде. А опорные столбы с прикрепленными на них средствами освещения могли способствовать проведению тренировок даже в ночных условиях. В письменных источниках содержится много сведений о военных упражнениях курдов, о которых еще в 50-х годах XIX столетия как о главном развлечении писал русский просветитель А. Худобашев (20-74). Т. Ф. Аристова в описании Г. Ф. Грязнова приводит несколько упражнений на лошадях у курдов Северного Курдистана: «Особенно кочевые и полуоседлые курды любят езду и игры на лошади, и если у них нет безусловно всех полезных для всадника упражнений, зато есть и такие, которые не практикуются в регулярных конницах.Из упражнений, проделываемых курдами, отметим следующие:а) Всадник в одну шеренгу, разомкнутую на 6-8 шагов, проделывает движения вперед и назад шагом, рысью и галопом, держа свою пику горизонтально (по направлению движения) в правой, слегка согнутой, руке. На ходу курд потрясает пику, более же искусные вращают в руке. На галопе всадник-курд, видимо, не задается вести своего коня непременно с той или другой ноги, но, во всяком случае, он ведет его довольно ровно и делает чрезвычайно резкую, почти моментальную остановку на каких-либо двух-трех шагах. На такой короткой остановке у большинства курдов и сказывается недостаток шлюса; многие всадники почти вылетают на шею, хотя, впрочем, очень скоро снова усаживаются в седло.б) Две шеренги всадников, одинаково разомкнутых, проделывают те же движения навстречу, проходя одна другую насквозь.в) Выделяются отдельные всадники и проделывают единичную езду, между прочим, гоняясь друг за другом, причем вы видите тут и моментальные остановки с таковым же поворотом на задних ногах; наконец, самые сокращенные вольты часто на контргалопе. Все это проделывается так же искусно, как, по-видимому, и бессознательно, и, следовательно, в силу беспрестанной практики. Встречаются и такие ездоки, которые всю эту езду, в том числе цифру 8, проделывают на контргалопе со снятым оголовьем и мундштуком, с поводом, накинутым на шею; при этом всадник-курд конем своим управляет исключительно голосом, движением корпуса и поглаживанием рукой по шее.г) Стрельба с коня на ходу производится не всеми и не особенно умело.д) Крайне поучительны упражнения с копьями, вернее сказать, с обломками палок около пальца толщиной и около 1-1 ¼ аршина (дометрическая мера длины в России с XVI века = 16 вершкам = 71,12 см; длина палки, т. о., равняется примерно 70-110 см. — Л. М.) длиной. Две шеренги всадников, одинаково разомкнутых на 6-8 шагов, становятся на некотором расстоянии одна против другой. Всадники обеих шеренг, по очереди, выезжают вперед, приближаются к своему визави и бросают в него палкой, делая при этом как бы вызов. Тогда курд, в которого было направлено копье, бросается с места на противника, стараясь настигнуть его копьем, а этот последний, сделав крутой, но умелый поворот, старается улизнуть и уклониться от и из-под удара. Таким образом, завязывается игра, в которой принимают участие все остальные всадники, стараясь не упустить случая выручить своего. При этом случается видеть примеры поразительной ловкости управления конем и копьем. Часто ловкий всадник-курд лихо уклоняется из-под удара нескольких его преследующих, причем иногда ему удается на ходу поднять кем-нибудь оброненное копье, затем уловить минуту и, в свою очередь, нанести контрудар… Нередко игра ведется бешено с редкою ловкостью и смелостью. Бывают случаи падения, а равно случаи довольно серьезных ударов палкою, но все это ничто по сравнению с захватывающим дух интересом этой игры…Именно в этой игре хороший курд может выказать все свои лучшие качества как всадника: легкость, гибкость, смелость и ловкость на коне, презрение к случайностям и т. п.» (21,186-187).
Еще с древних времен мидийцы разнообразно использовали верховых лошадей в своей жизни: пасли скот, ездили в гости, устраивали скачки во время свадеб, охотились, совершали набеги, совместно отбивались от врагов. Конь постепенно превращался в главное средство передвижения. Все это способствовало улучшению навыков верховой езды. В качестве вооружения применялись стрелы и пика. Стрела позволяла поразить цель с дальних расстояний, а пика давала возможность всаднику не подпускать на опасное для жизни расстояние противника. Со временем появляется седло и уздечка, что во много раз повысило маневренные возможности всадника и содействовало улучшению взаимопонимания коня и седока. Постепенно мидийцы научились действовать совместно, наряду с индивидуальными навыками боя приобрели его коллективную тактику. Уже к началу I тысячелетия до н.э. мидийская конница стала значительной военной силой, о чем свидетельствуют письменные источники и изображения на памятниках античности и современности.Греческий историк и теоретик военного искусства Ксенофонт свидетельствует о том, что однажды сатрап Фарнабаз разогнал отряд в 700 греков двумя колесницами и, напав затем со своими всадниками, изрубил их.
Несмотря на потерю государственности в 550 г. до н.э. мидийцы и мидийская конница оставались значительной военной силой вплоть до начала ХХ века. Персы, как и ассирийцы, приняли у мидийцев тактику ведения боя, но, мидийская конница действовала самостоятельно. По свидетельству Геродота, в коннице царя персов Ксеркса кроме персов служили «кочевое племя по имени сагартии» и «мидийские всадники» (Геродот, VII – 85, 86). «Начальниками конницы были Гармамифрас и Тифей, сыновья Датиса» (Геродот, VII – 88) — мидийского полководца, а не персы, как этого следовало бы ожидать. Этот факт также подчеркивает отводимую им особую роль и значение мидийской (курдской) конницы в армии Ксеркса. Одним из древних народов Передней Азии и ближайшими соседями курдов, несомненно, являются армяне. Но культ коня среди них не так развит как среди курдов. Даже Геродот не называет среди конниц Ксеркса армян. Армяне им упоминается вместе с фригийцами: “Армении же, будучи переселенцами из Фригийской земли, имели фригийское вооружение”(Геродот, VII, 73), которые, в свою очередь, были вооружены как пафлагонцы – в плетеных шлемах, с маленкими щитами и небольшими копьями; кроме того, у них были еще дротики и кинжалы (У11, 72) — в составе пеших войск. Вооружение персов «собственно мидийское, а не персидское» (Геродот, VII – 62), то есть персы у мидийцев переняли и вооружение. Знаменитые мидийские кони выступали также в качестве священных коней, которые шли впереди царя Ксеркса. По свидетельству Геродота, «Царю предшествовала 1000 отборных персидских всадников, за ними двигалась 1000 копьеносцев (также отборных) с копьями, обращенными вниз к земле. Потом шло 10 священных так называемых нисейских коней в роскошной сбруе. Нисейскими же называются эти кони вот почему. Есть в Мидии обширная равнина под названием Нисей. На этой-то равнине и разводят таких больших коней. За этими конями двигалась священная колесница Зевса (Ахура Мазды — Л. М.), которую везли 8 белых коней. Позади самих коней следовал пешком возница, держа в руках узду, так как никто из людей не мог подниматься на седалище этой колесницы. За этой колесницей ехал сам Ксеркс на колеснице, запряженной нисейскими конями» (Геродот, VII – 40). И этот обычай был перенят персами у мидийских царей. Мидийская конница действовала на всех фронтах Ахаменидской империи, которой положил конец походы Александра Македонского. В дальнейшем в его военных походах также принимают непосредственное участие курдские конные отряды. Одним из главных союзников Александра выступает мидиец Атропат — царь Малой (т. н. Атропатской) Мидии. Династии Аршакидов (250 г. до н.э. – 224 г. н.э.) и Сасанидов (224 – 651) возродили курдскую государственность. В этих империях по-прежнему конница остается главной ударной силой. Курдская конница формировалась по родоплеменному признаку, то есть отряды собирались из членов племени или племенной конфедерации, где все бойцы состояли в родстве между собой и были крепко спаяны друг с другом родственными отношениями, обычаями и традициями племени, а это способствовало укреплению взаимовыручки, взаимной поддержки и установлению товарищеских отношений. Презрение к смерти, бесстрашие, отвага, храбрость, стремление слыть лучшим воином и не быть объектом насмешек за проявленные в бою малодушие и трусость — вот отличительные черты курдского воина.Племя (племенная конфедерация) курдов могло одновременно выставить до 100 тысяч всадников, а некоторые даже больше. Каждое племя по первому требованию царя обязано было выставлять определенное количество всадников, учет которых велся в канцелярии дворца. В зависимости от количества взрослых членов племени (мужчин) и составлялась точная роспись конных сил, которые назывались «Gahnamak». За количество и своевременное выставление конных сил нес личную ответственность глава племени. Этот порядок сбора войск был систематизирован окончательно при Сасанидах, которые в качестве поощрения стали выплачивать главе племени жалованье, а субсидии — в виде одноразовых подарков. В одном из «Gahnamak», датируемой VII веком, число мардепетаканской3 (курдской) кавалерии в Армении доходило до 120 тысяч. Сасанидская империя не была спаяна крепкой централизованной властью. Междоусобица между курдскими племенными вождями и все более усиливающееся стремление окраинных областей приобрести самостоятельность привели ее к неизбежному краху. Против арабского нашествия не было единого фронта, и арабы начали область за областью покорять территорию Сасанидской империи, в том числе и Курдистан. Несмотря на разобщенность сил, курды оказывали арабам упорное сопротивление, и арабы испытали на себе действие курдской конницы. С этого момента она стала объектом уничтожения для арабов. По данным армянского историка VII века Себеоса арабы обложили мидийцев непосильной данью – «на каждого с них брали по 365 мешков драхм; а кто не мог заплатить, то за каждую драхму брали по человеку. Таким образом они истребили князей и всадников страны». Далее, касаясь событий 646-647 гг., историк сообщает, что «мидяне, взвесив свое состояние, решили, ч смерть почти л чше жизни; они желали приобрести одно из двух: или умереть, или избавиться от мучительного рабства. Для этой цели оставшиеся князья стали собирать войско и устраивать полки… Когда полчища исмаилского (арабского – Л.М.) войска заметили, что им не удастся дело в укрепленных горах мидийских, … что они лишились многих воинов, низвергнутых с крепостей в пропасть, что многие погибли … от стрел храбрых и мужественных воинов, то они выступили из тех стран и устремились на север против народа, жившего у Каспийских ворот» (23-III, XXXV). Яростное сопротивление курдов заставило арабов в корне изменить отношение к курдам. Арабы стали искать дружбу с курдскими вождями и всячески укрепляли эти отношения. Особенно ими поощрялись матримониальные связи4. Да и все более расширяющиеся границы Арабского халифата требовали много усилий по их охране и обеспечению безопасности. С другой стороны, нельзя было игнорировать и не использовать в своей захватнической политике такую значительную военную силу, какой являлись курды. Большинство курдских вождей продолжали борьбу за независимость от арабов. Но и многие предпочли союз с арабами для сохранения своей власти. Вместе с тем, участие в захватнической политике арабов давало возможность курдским вождям участвовать в дележе добычи и расширении своих феодальных владений. Многие из них получали от арабов новые уделы во вновь захваченных территориях для «прокорма». Этим феодалам, освобожденным от налогов, вменялось в обязанность лояльность к арабам и предоставление по первому требованию властей воинской силы. Зачастую курдские вожди со своими отрядами даже воевали на стороне арабов против других непокорных курдских вождей. Такое наблюдалось за всю историю курдов, это происходит и в наши дни — в этом главное несчастье курдского народа. Знаменитая курдская конница заставляла завоевателей считаться с собой, но она в то же время служила чужим интересам во вред курдам. Только один слух о курдской коннице сеял панику среди противника. По рассказам средневекового историка Леонтия, во время разгара войн за т он Арабского халифата, враги Мервана II (744-750) потерпели поражение только из-за того, что до них дошел слух о прибытии к Мервану в Сирию помощи из Армении в виде 15-тысячной отборной конницы.Арабы, приняв на вооружение Сасанидскую систему конницы, стали переписывать наличие и количество всадников и выплачивать жалованье курдским князьям. Зная положение о коннице, принятое Сасанидами, император Константин еще в 653 г. во время похода против арабов призывал курдских князей обдумать способы единодушного действия против врага, причем сулил им помощь в виде жалования.В годы правления первых Аббасидских халифов положение изменилось: в соответствии с новым приказом курдские вожди сами должны были содержать конницу на свои средства и в определенном количестве. Но зато курдская конница на всех фронтах халифата уже воевала наравне с арабами как союзник. Со временем арабы опять стали выплачивать жалованье курдским вождям на содержание конницы. Один из руководителей хариджистского (антиарабского) движения крестьян и ремесленников в Хорасане в 870-871 гг., Абд ар-Рахман, который вынужден был сдать свою крепость в Карухе во время осады на милость победителя, был прощен. По приказу курдского правителя Хорасана Йа’куба бен аль-Лайса «одарили всех его соратников и начальников», сразу же вписали их имена «в войсковой диван» и определили им жалованье в зависимости от их числа. Ибрахима же сделал над ними старшим. Их называли «Войско еретиков» (25-218). И славная курдская конница продолжала служить арабским интересам. Это продолжалось вплоть до распада Арабского халифата. Труд Г. Ф. Грязнова о курдах и курдской коннице нельзя назвать случайным. На это указывает и тот факт, что в одном из авторитетных изданий XIX века Российской империи, занимающемся обобщением и распространением теории и практики военного строительства Российской и зарубежной армий, особое внимание уделяется военным формированиям не имеющего государства народа — курдской коннице, которая по праву считалась одной из лучших среди иррегулярных армий в Передней Азии и не только в ней. Русское военное командование исход русско–иранской и русско–турецкой войн напрямую связывали с тем, на чьей стороне будет воевать курдская конница. Вот как описывает первую встречу русских войск с курдской конницей очевидец событий, русский историк В. А. Потто: «13 апреля 1827 г. … На Абаранском поле (под г. Ереван в Республике Армения – Л.М.) на дороге на селение Верхние Айгланлы… Здесь-то в первый раз в эту кампанию русские увидели знаменитую конницу. Не говоря уже о красоте кровных куртинских жеребцов, внушительное впечетление производили сами наездники, исполинский рост которых казался еще громаднее от высоких головных тюрбанов, украшенных перьями и золотом. Когда куртин, гремя и сверкая оружием, бешенно несся на своем жеребце, крутя над головой гибкую пику, увенчанную пучком дорогих перьев, он имел поражающий вид, способный, по крайней мере на первых порах, озадачить всякого противника. Донцы поддавались этому впечатлению каждый раз, когда на них налетала куртинская конница, – и давали тыл… Кучки застрельщиков также невольно сжимались плотнее» (26-243). И, во что бы то ни стало, надо было иметь в качестве союзницы эту конницу, и такая цель была достигнута: в XIX веке были учреждены два кавалерийских полка числом более 10 тысяч, состоящих из курдов, которые во многом способствовали победе русского оружия в ходе русско–турецкой войны. В последующие столетия положение не изменилось. В шахском Иране и османской Турции курдская конница по-прежнему оставалась значительной военной силой, и из курдов формировались целые конные армии. В 20-х гг. ХХ столетия в Хорасане под патронажем англичан была сформирована из курдской кавалерии так называемая «Курдлеви» (курдские львы) — курдская добровольная армия. Кавалерийский полк состоял из трех эскадронов по 100 человек под руководством английских офицеров. Эскадроны были сформированы по территориальному принципу: 1-й представляли кучанцы, 2-й — боджнурдцы, 3-й — мияндабадцы. Обмундирование было казенным и состояло из английской гимнастерки, ремня, галифе, ботинок и обмоток. Конь, чупурма (папаха) и постель были собственными. Каждый получал жалованье в сумме 23 туманов в месяц (27-19). Во второй половине XIX века курдские районы, занимавшие важнейшие линии ирано-турецкой границы, входили в зону интересов иностранных европейских государств, в первую очередь Англии. В эмирате Арделан в Южном Курдистане под их влиянием были сформированы батальон, набранные из курдского племени горан, батальон под командованием Х. К. Роулинсона и дивизион из другого курдского племени бахтиар под командованием А. Х. Лейярда. Эти два английских офицера позднее войдут в число «отцов ассирологии».В Османской Турции число курдской конницы было более масштабным. В годы правления турецкого султана Селима I (1512-1519) была образована отдельная курдская армия. Штаб-квартирой этой армии был Диярбакыр (Амед). Но правление армией было передано в руки османских пашей (военачальников). Курдская конница принимала широкое участие в завоевательной политике обширной Османской империи, проливая кровь на всех фронтах, и одновременно применялась для подавления курдских восстаний, что отвечало интересам османов по усилению взаимной отчужденности и ненависти среди курдских племен и по их разъединению, а это в свою очередь облегчало османам удерживать в повиновении непокорныех курдских племен. По совету Зеки-паши, командующего 4-м корпусом, штаб которого находился в Эрзинджане, султан Абдул Хамид II (1842-1918 гг., на троне — 1876-1909 гг.) в 1891 г. учредил легкую курдскую кавалерию, получившую название в честь султана «Хамадийе», численность которой в дальнейшем планировалось довести до 200 тысяч. Полки, как правило, формировались по племенному признаку и командовать ими было вверено выходцам из знатных курдских родов, которым были жалованы титулы пашей. Среди них особо выделялся Ибрагим-паша, командовавший десятью полками, и который был фактически полунезависимым царьком — «Князем степей» — как почтительно называли его в Месопотамии. Он был вождем конфедераций кочевых и полукочевых племен курдов между Амедом (Диарбакром) и Урфой. Его зимняя квартира располагалась в городе Вираншехире. Вскоре после младотурецкой революции 1908 года он встал во главе восстания против нового турецкого режима и был убит во время боя. Другой значительной фигурой был вождь племени хейдаранлы Кер-Хюсейн-паша5, который был родом из Патноца в Ванской области в Северной части Курдистана. В 1908 году число «Хамадийе» доходило до 65 полков. Каждый полк состоял из 1220 всадников, общее число которых доходило до 80 тысяч. 9 из этих полков размещались в Амеде и вокруг него. 41 из этих полков под командованием Ибрагим-паши размещался в Вареншахре. 5 из 9 полков в Амеде также были под командованием Ибрагим-паши и его сыновей. Ибрагим-паша был вождем одного из мощнейших курдских племен милли (милван).6 В 1908 году отношение к «Хамадийе» в корне изменилось. Новое правительство начало гонение на приближенных к султану племенных вождей, которые были устранены от службы. Началась ликвидация и курдской кавалерии. Но этот процесс вскоре остановился, в связи с возникновением опасности Первой мировой войны, которая началась в 1914 году. С целью использования против внешних врагов Младотурецкой Республики «Хамадийе» стали преобразовывать в так называемые «Аширет Алайлары» («племенные полки»). Главное их отличие от «Хамадийе» заключалось в том, что они привлекались для несения службы за пределами границы республики. Всего были вновь сформированы из курдов 4 дивизии и 1 бригада.Эта кавалерия формировалась по территориально-племенному признаку: 1-я дивизия (штаб-квартира в Хнысе): Зерикан, Джыбран, Зерики, Хайран, Юсуфйан, Джемадан, Каскайан, Шадиллу;2-я дивизия (штаб-квартира Каракилис-Шемди Элашгырт): Чемданан, Зилан, Сипки, Зылаф, Адаманеан, Пашменеан, Карапапак, Сараджеан, Джелали;3-я дивизия (Эрджис): Хасанан, Хысыф, Хайдаран, Мархаран, Калкан;4-я дивизия (Вираншехр): Миллиан, Хызыр, Деруки, Май, Кики, Каракечи;Ванская кавалерийская бригада (Ван): Макури, Такури, Шефкети, Шеркан, Шейдан, Шемшеки, Майлан, Шийоли, Лийоли.Курдская кавалерия сыграла существенную роль во время боевых действий по всему фронту на Балканах и в восточном направлении в ходе Первой мировой войны — в пользу Турции. Курдский народ был в очередной раз обманут. После первой мировой войны во время очередного передела политической карты мира курды были повторно забыты. Севрский договор 1920 года закончился фарсом в Лозанне в 1923 году, где Курдистан был еще раз разделен и за счет курдских территорий были образованы два новых арабских государства — Сирия и Ирак. Опять курды стали оплачивать собственной кровью чужие амбиции. А ведь именно благодаря курдам Турция осталась на политической карте мира, иначе, по замыслу союзников, оставались только территории вокруг Анкары.После 1920 года отпала необходимость в курдской коннице, и правительство кемалистской Турции начало борьбу за повсеместное уничтожение не только курдской кавалерии, но и всего курдского народа, и этот геноцид в той или иной форме продолжается и в наши дни. Такие мангурты, как Зия Гекальп, один из основателей идеологии Пантюркизма, сам, как это не парадоксально, курд из Диярбакыра, сыграл существенную роль в уничтожении курдской конницы. Он, после Гарпага и Мовлана Идриси, был третьим злым гением курдского народа, предавшим его интересы чужеземным захватчикам.
В годы правления мусаватистов в Азербайджане (1918-1920) также была сделана попытка создания курдских вооруженных формирований: курдского стрелкового батальона и курдского конного дивизиона. Для этих целей из числа курдов Карабаха были подготовлены военные кадры. 28 курдов стали первыми выпускниками Курдского отделения, которые сразу же после выпуска были направлены в курдские части. Кроме них в курдские формирования стали набирать из других частей также младших командиров, преимущественно курдов. Так, § 5 приказа № 219 прапорщик 7-го Ширванского полка Ага Меликов был переведен на службу в курдский стрелковый батальон. Приказом № 183 от 1 апреля 1920 года по штабу Армии (§ 3), подписанным временно исполняющим обязанности Военного министра Шихлинским и начальником Штаба армии генерал-майором Гайтабаши, в Курдский стрелковый батальон переводились: прапорщики 1-го пехотного Джаванширского полка Мамед Карашаров, Багадур Азимбеков и Салах Кулиев; прапорщики 2-го пехотного Закатальского полка Исфандияр Бабишбеков и Мирахмед Мир-Джавадов; 3-го пехотного Гянджинского полка капитан Федоров и прапорщики Мурсал Ибрагимов и Алекпер Мамедов; прапорщики 4-го пехотного Кубинского полка Абдулла Сулейманов и Таир Кулиев; 5-го пехотного Бакинского полка подпоручик Ахмед Велиханов и прапорщик Абдул Баги Раджабов (ЦГИА. Ф. 2894. Оп. 6с. Ед. хр. 7. Л. 157). Тем самым к весне 1920 года было фактически завершено создание двух профессиональных курдских воинских частей.Приказом № 12 от 7 января 1920 года (§ 2) с 1 января того же года командующим Курдским конным дивизионом был назначен ротмистр 1-го конного Татарского полка Султанов, который был племянником Хосров бека Султанова (ЦГИА. Там же. Ед. хр. 4. Л. 125). К моменту выхода в свет этих приказов и Положения о военной службе курдов в районе Карабаха уже были курдские формирования. Из секретного рапорта временно командующего 1-й пехотной Азербайджанской дивизией на имя Военного министра под номером 6 от 28 февраля 1919 года речь идет об усилении дислоцированного в Шуше батальона 1-го пехотного полка «двумя сотнями конных курдов и двумя сотнями пеших курдов», которые к 5 марта будут «вызваны Военным губернатором» (ЦГИА Аз.ССР.Ф.2894.Оп.6.Ед.хр.18). В свою очередь эти части сыграли стабилизирующую роль в обеспечении безопасности мирных жителей на Карабахском фронте. Документы, касающиеся этого проекта, настолько уникальны, что мы их приводим полностью в разделе «Архив» данного журнала.
В арабском трактате о гиппологии («Украшение всадников»), в частности, говорится, что знаменитая порода арабских лошадей ведет свое начало от табуна царя Соломона (35-387). Существует и легенда о том, что арабские скакуны являются потомками вышедших из моря ста крылатых коней, подаренных богом Соломону, которых он назвал «благом». Очевидно, что эта семито – арабская традиция о конях, вышедших из моря и якобы положивших начало некоторым сильным и выносливым породам, возникла под влиянием курдских мотивов.
Курдская поэма «Куч Осман» повествует о замечательном скакуне и его подвигах. Его доблести велики, ибо его отец был «жеребцом, вышедшим из моря». Курдский вариант одного из эпизодов «Шахнамэ» о герое Рустаме обнаруживает тот же мотив (35-388). Этот же мотив звучит и в курдском эпосе «Кер – огли». Курды сказочных коней называют «bor». Даже в армянском варианте эпоса «Давид Сасунский» чудесный конь, вышедший из моря, носит курдское название «Куркик Джалали» (15-299), что буквально означает – жеребец Джалали; а джалали – общеизвестное курдское племя. И все мифические кони отличались белым цветом – цветом, особо почитаемым в зороастризме, как символ чистоты и благочестья. Знаменитые нисейские кони были белого цвета. Курдский пророк Хдыр Наби в день праздника, названного в его честь «Айда Хдыр Наби» (отмечается ежегодно во второй декаде февраля, в промежутке от 12 по 20 февраля, когда полнолуние приходится на пятницу), путешествует по земле на своем чудесном белом летающем крылатом коне. Вспомним шествие перед войском Ксеркса упряжки из белых коней.
Чудесные кони могут быть и иного происхождения. Н. Гянджави, хорошо зная обычаи и традиции своего народа, в своей поеме «Хосров и Ширин» рассказывает о происхождении чудесного коня Шебдиз связи с существующим среди курдов фаллическим обрядом – культом камня (51,53-56):

Вблизи монастыря находится пещера.
В ней камень схож с конем; того же он размера.
В дни зрелых фиников спешит из Ремгеле
Сюда кобыла. Ждет — зачнет она во мгле.
Она, свершив свой путь, в полуночную пору
В пещерный лезет вход, как змеи лезут в нору.
И к камню черному в ней страстный жар горит.
Трепещет, бурная, и трется о гранит.
Ей волею творца от камня ждать приплода
Что дивного? Творцу подчинена природа.
А конь, что здесь зачать, – всего быстрее он,
Свой взмах у ветра взяв, а скорость – у времен (49-402).

Ремгеле – Румкала, крепость, расположенный между городами Мараш и Урфа на берегу реки Мерзифун, западного притока р. Евфрата (29-84); Античный Пум (Иоанн Ефесский,34). До конца XIX в. находилось под контролем мощной курдской племенной конфедерации шарики (шерикан, шериканлу).
Говоря об арабской породе лошадей, И. Акимушкин писал, что «порода эта не такая древняя, как порой про нее говорят. По свидетельству Геродота, во время похода ахаменидского царя Ксеркса на Элладу, арабские воины «ехали на верблюдах» (Геродот,VII, 86). Как он сообщает, «арабские же всадники стояли последними» в построенной эскадронами коннице Ксеркса, так как «кони не могли выносить верблюдов, и, чтобы кони не пугались, их поставили позади» (Геродот,VII, 87).
До того, как Мухаммед умер в 632 году в доме своей любимой жены Аиши и ислам двинулся в наступление на цветущие страны соседей, у арабов таких превосходных лошадей не было» (36-97). Весной 627 г., после «Битвы у рва», во время похода на племя Бану Курайда в войсках пророка Мухаммеда насчитывалось 36 всадников и то большинство из них были верблюдами» (37-400). Во время осады Медины, 31 марта 627 г., язычниками–курайшитами Мекки в войсках язычников из 10 тысяч воинов 300 были всадниками. В 4-тысячном войске курайшитов-защитников было всего 300 всадников, которых возглавлял Халид ибн Валид. В силах гатафанитов и сулаймитов также были три сотни всадников(37-396). Примечательно, что значительную часть взятых в плен женщин Бану Курайда с ведома пророка отвели в Неджд и обменяли на лошадей и оружие (37-400).
Но к концу VII века уже был начат отбор в основном из захваченных персидских и среднеазиатских лошадей и выведение особой породы» (36-97). Засушливые пустыни и полупустыни Аравийского полуострова никак нельзя считать пригодными для разведения лошадей. Там селекционная работа проводилась в основном, в небольших оазисах и ее никак нельзя называть масштабной, как это было в Курдистане. Даже в письменных источниках, относящихся ко второй половине XIX века, содержатся сообщения о разведении курдами коней. Армянский архимандрит Гарягин Срвандзтянц писал, что «гасананские курды, занимая лучшие места Малазгирда, разводят хорошей породы лошадей и др. скот. Прекрасная и обширная долина под названием «Авранг» (искаженное курдское Heftreng – Семицветный, Радужный – Л. М.) вызывает удивление. Одна часть ее начинается с границ Алашкерта и может называться долиною Евфрата, т.к. здесь протекает р. Евфрат » (32-22). Другой источник того же периода уже сообщает нам о разведении коней на территориях, ныне входящих в состав Республики Грузия: «В Ахалкалакском у курдов особенно славятся верховыми лошадями селения Гумурдо, Б. Кондура, Б. Аракаль, Барозет, Азавреть, Мамзара и М. Ханчалы; хорошие вьючные лошади встречаются в сел. Вареван. В Ахальцихском особенно хорошие лошади встречаются в селениях Ниал, Артаке, Вале и др. (38, 177-178).
Еще в XIII веке венецианский путешественник Марко Поло указывал на наличие «добрых коней» в Персии, где вторым из восьми провинций он называет «Кардистан» (39-ХХХIII), которых купцы на кораблях вывозили на продажу в Индию, так как «кони эти, знайте, дорогие; иной конь продается за двести торнайзских ливров; за эту цену можно купить немало коней. Этих лошадей… здешние люди водят в Кейс и Ормуз; оба города на берегу Индийского моря; там их скупают купцы и везут в Индию, где и продают их по дорогой цене » (39-ХХХIII). Он же расссказывает о том, что местные мастера отличались тем, что «конскую сбрую работают тут отлично: узды, седла, шпоры, мечи, луки и колчаны; всякое их вооружение у них на собственный образец» (39- XXXV).
Известный русский писатель И. И. Акимушкин, по профессии биолог, в породе арабских лошадей различает три типа – Сиглави, Кохейлан и Хадбан (36-98), которые, почему-то носят курдские названия Seklavi (Норовистый), Khel(an) (Горячий) и Hamdan(i) (Спокойный). Курды различают еще и четвертый тип – Becıs (Смешанный). За тысячелетия курдам удалось вывести такие замечательные породы лошадей, как badavi, sencabi, kurd, mukrı, şahriya и др., которые своей родословной восходят к знаменитым Нисейским коням, выращиваемым на территориях, ныне относящихся к Иранской части Курдистана. А по масти – gemer (вороной – черная: и туловище, и грива, и хвост), gule (свинцовый, графитовый, серебристый), kumet (рыжая, саврасая: светло-желтая), kumeti dari (гнедая, огненно- рыжая, но хвост и грива черные), şe (буланый), boz (spi) (серый), şin-boz (сивый – чалый, синий, серый), spi – reş (чубарая – по белому фону разбросаны небольшие, правильно очерченные пятна черного, рыжего и других цветов), çal (чалый – серый с примесью другой шерсти: по всему телу смесь белых волос с черными, рыжими, желтыми, и получается тогда: вороно-чалая, гнедо – чалая, булано – чалая и.т.д.), çal beş (ноги и лоб белым пятном), ее еще называют bazın. Курды разделяют коней по аллюру: ход – на revan (revan duz и revane kava; шаг – равный шаг и крупный шаг) и revane gurbes (волчий шаг); по побежке – mеş (шаг), çargav (рысь) и çotgav (beziya – галоп). Бадави – в курдском языке означает “красавец”. Действительно, эти кони по своим формам очень великолепны. Грациозность, красивые глаза, лебединая шея, выносливость и неприхотливость – вот отличительные черты этой породы. “Сенджаби” – получила свое название от этнического названия курдской племенной конфедерации сенджаби, которая обитает на долине Махидашта, раскинившейся западнее Кериманшаха. Область их обитания еще называют Мукринским Курдистаном (историческое Замуа): эта обширная область южнее Урмийского озера, по которой протекает реки Семин – руд и Зеррин – руд, а также в верхнем своем течении река Малый Заб, которая является окраиной Иранского нагорья, образованной восточными отрогами хребта Кандил, связывающего Курдистанский хребет с системой гор Загроса. Знаменитые Нисейские поля античности, где паслись многотысячные мидийские табуны, почти входят в зону обитания этих курдских племенных конфедераций.
Знаменитая туркменская порода ахалтекинская, которая была выведена в оазисе Ахал–Теке (ныне разводится на конных заводах Ашхабада в Туркменистане, Казахстана и Дагестана), также своей родословной восходят к курдским лошадям. Юл Г. замечает, что «лошади, теперь известные в Азии под названием туркменских, происходит из страны к востоку от Каспийского моря» (39-248, прим. 2 к главе XXI). Именно соседство с Хорасаном, где с древнейших времен живут курды, и сыграло ключевую роль в их разведении. При этом необходимо учитывать и факт проживания десятков тысяч курдов в Туркмении с незапамятных времен, которые всегда занимались коневодством. В истории также имеются сведения о переселении некоторых курдских племен в Бухару и Хорезм во второй половине XIV века грозным завоевателем Тимуром (Тамерланом) (1336 – 1405). Также Закаспийская область, образованная в 80–х гг. XIX века после покорения Россией Туркмении, граничила с рядом полунезависимых курдских ханств, расположенных на территории Хорасанского Курдистана в составе Персии. Одним из них было Буджнурдское, находившееся всего немногим более 35 км от персидско–русской границы. Там жили курды племенного объединения шадиллу, а главным ханом Боджнурда был Яр Маммад Хан (40 – 41). На территории Туркмении и по сей день продолжают жить десятки тысяч курдов.
Карабахская порода лошадей также имеет прямое отношение к курдским лошадям. Азербайджанские историки XIX века Мирза Джамал Джафаншер Карабаги (1773 – 1858), автор труда «Тарихи Карабах» (41-145) и Рзагулу Бек Мирза Джамал, автор труда «Правление Панах-хана и Ибрагим-хана в Карабахе и события того времени» (42-203) пишут, что Ибрагим-хан (Ибрагимхалил-хан-ок.1726-1806; 1760/61-1860 хан Карабаха) имел прекрасный табун лошадей, которые были известны в Иране и Турции, что большинство из этих лошадей было из породы лошадей из табуна Надир-шаха (1688-1747;шах Ирана 1736-1747 гг.). Панах-хан (Панахали-хан Джаваншер,?-1760;1747-1760 –хан Карабаха) большинство из них закупил у ханов Шахсеван,7 Шеккак и Хорасана. Муганская степь входила в Карабахское ханство и считалась частью Кавказского Курдистана. Именно благодаря курдам и была выведена порода известной карабахской лошади.
В XVII и XVIII веках сформировалась прекрасная порода английских чистокровных лошадей: от скрещивания и тщательного отбора восточных жеребцов с восточными и местными кобылами. В ее начальных родословных книгах упоминаются 33 жеребца: 11 турецких, 10 варварийских, восемь арабских и 4 неустановленного происхождения. Среди кобыл – 22% британских («королевских»), 26% варварийских и марокканских и 52% неизвестной породы. Всего 60 кобыл – родоначальний (36-101). В этом списке курдские лошади скрываются под «турецкими» и «варварийскими». Из истории хорошо известны низкорослые монголо – татарские кони, на которых в Закавказье и Переднюю Азию приехали предки нынешних современных тюрков. А происхождение арабских лошадей мы рассматривали выше. Знаменитые арабские кони также свою родословную берут от курдских. Об отношении курдов к коневодству с глубокой древности пишет О.Вильчевский: «В настоящее время, когда лошадь получила всеобщее распространение в хозяйственной жизни населения Передней Азии, она настолько оказывается связанной с курдами, что когда Ирак, объявленный в 1925 году «Объединенным Хашимитским Королевством арабов и курдов», сочинял свой новый государственный герб, в качестве щитодержателей этого герба были использованы арабский верблюд и курдский конь» (11-41).
У курдов отношение к лошади в корне отличается от овеянного религиозными представлениями индусов к корове. Такое отношение у курдов к коню больше, чем религия. Еще в 30-х гг. ХХ в., по наблюдениям азербайджанского ученого А.Алекперова, в ХХ в. в Кавказском Курдистане, среди проживающих здесь курдов предметом культого поклонения («пирами»), в зависимости от определенных условий, например, началом нового года, наряду с могилами отшельников и святых, камнем, родником, деревом, водой, лесом, мельничной канавой и прочими могла стать и лошадь (51- 56).
У курдов даже во время перекочевок лошадь не использовалась для перевозки груза. Она служила символом престижа, и во время перекочевки на лошадях ехали только воины и жены племенных вождей, в золотом убранстве и лучших нарядах (45-78).
Для украшения к шее лошади повязывался пучок белого конского волоса, который на курдском языке называют «кутас». Образное выражение курдского историка XV века Ш. Х. Бидлиси ««кутас» на конях с золотым убранством подмел начисто поле битвы» (46-461) означал блестящую победу курдской конницы над противником. На изображениях конников–аризантов и ассирийского рельефа четко видны эти «кутасы». Бедно одетый всадник на лошади с небогатым убором курды называли baresuwar. Европейские путешественники с удивлением наблюдали, как почти нищенски одетый курд гарцует на великолепном коне и увешан самыми современными и дорогими видами оружия.
Конь в жизни курдов занимает особое место. В отличие от других народов, которые с древнейших времен имели отношение к лошади, курды никогда не употребляли и не употребляют в пищу конину и кобылье молоко, за исключением тех случаев, когда молоко лошади использовали в лечебных целях. И в горе и в радости представить жизнь курда без лошади практически невозможно. На свадьбах ее обязательным атрибутом являются конные состязания «Джрид»8, скачки, бега «Teraten», на похоронах – обряды «Котэль»9. В курдской музыке целое направление так и называется: «Гайдэ Сийара» («Всадничий»), под бешеный ритм которой курдская кавалерия шла на решающие атаки. Под ее ободряющие ноты всадник с конем становился единым целым, и гипнозирующие и волнующие сердца ритмы музыки устремляли их на поле боя как стрелу, выпущенную из мощной тетивы. Тысячелетиями отработанные и отшлифованные такты музыки приводили коня и всадника в исступление, и не всякий конь выдерживал звуки этой музыки: часто бывало, у самих горячих коней, когда сердце, войдя в резонанс с ритмом музыки не выдерживало ее темпа, просто разрывалось и конь падал замертво. Вот что писал о курдской музыке и песнях армянский писатель ХIХ века Раффи: «До тех пор мне не приходилось слышать песни, которая бы так соответствовала национальному характеру и так ярко выражала национальный дух, как курдская песня. Слушая эту песню, человек всегда представляет себе курда, сидящего с копьем в руке, на горделивом коне и мчащегося по горам с быстротой молнии» (47-274).
В курдских эпических песнях кони занимают почетное место вместе со своими храбрыми и мужественными хозяевами: «Нередко в борьбе с врагом их выручают верные кони («hespe bor»-«морские кони»). Вместе с наездниками – витязями они всегда готовы прийти на помощь, они летают подобие могучим орлам, говорят человеческим языком, это мудрые советчики. Герой и конь в курдских эпических песнях превращаются как бы в одно существо, часто смерть и жизнь героя зависит от коня. В случае смерти героя его конь становится участником траурной церемонии в память погибшего. И тогда тут же на месте слагаются героические песни, восхваляющие как умершего героя, так и его верного друга – коня. Воспеваются рыцарские подвиги витязя. Затем на могиле героя устанавливают статую коня с седлом и уздечкой», – пишет Т. Ф. Аристова (21-191).
Бои и конные соревнования – ристалища происходили под зажигательную музыку «Джанги» и «Сийари». Нет ни одной курдской эпической поэмы, где не воспевались бы замечательные скакуны и их подвиги («Куч Осман», «Сказания о Ростамэ», «Кар и Кульк», «Кер–огли» и др.). Существуют специальные песни – плачи, где фигурирует конь покойного. Коню посвящены сотни песен. Часто курд и в радости, и в горе обращается к своему коню с призывом разделить с ним радость или горе или же помочь выйти из трудного положения; иногда советуется, как своим другом, по тем или иным насущным, даже щекотливым вопросам и предлагает совместно искать ответы на вопросы: « Как быть, что делать?» и всегда вместе находят единственно верное решение. С древнейших времен дошла до наших дней курдская национальная игра под названием «Човган» («Чоуган») – игра в конское поло10 (от курдского “нol”). Всадники били клюшкой по кожаному мячу и загоняли его в отведенные места. Название игры от курдского слова çоgаn – палка, посох. На некоторых найденных на территории Пайтакарана (Баласакана) гончарных изделиях высокохудожественной работы, датируемых VIII–XI вв.н э., встречаются изображения сцен игры в човган (48-127). Герой поэмы Низами «Хосров и Ширин», Сасанидский царь Хосров с приятным удивлением узнает, что в «чужбине» эта игра не забыта. В главе поэмы «Хосров и Ширин играют в човган» поэт пишет:

Играя же в човган, умело мчались вскачь,
И у небес они могли похитить мяч.
И, опоясавшись и привязав колчаны,
На седле вскинули они тугие станы.
…………………………………………………..
Хосров был рад, что здесь об играх не забыли
………………………………………………….
Хосров сказал Ширин: «Давай-ка погоняем
Коней! Давай-ка в мяч немного поиграем».
И вот бросают мяч и клюшку для царя.
Порхает дивный рот, от радости горя (49, 460-461).

Когда у женщин бывают тяжелые роды, в комнату, где лежит роженица, вводят лошадь: по поверьям, это облегчает роды. Курды, в отличие от многих народов, имеющих отношение к лошади, конину не употребляют в пищу, и даже существует специальный обряд захоронения павшего коня. И нельзя считать случайным тот факт, что курдский народный герой Кава, освободивший свой народ от деспотии Зоххака, по профессии был кузнецом, и в круг его обязанностей также входила и подкова коней. Образ коня нашел и свое отражение и в курдских поговорках:1. Bı dıle kala gize bıstin, bı dıle xorta – hespe (Жениться – по сердцу старичка, а купить коня – по сердцу молодца).2. Xaya dınherin, hespe naldıkın (По хозяину и коня подковывают).3. Buke lı hespeye, havsarı lı mısteye, kes nızane gısmete kıeye (Невестка на коне, уздечка в руке, но никому неведомо, чье она достояние).4. Diyari – gıspe, şundiari – hespe (Совместной трапезе – хурма, а в подарок – коня).5. Merıve lı hespe xelke, tım peyaye (Ездок на чужом коне – всегда пеший).6. Ku her sê tıştna jê ne maqul ın: Hespê dujbez, zlamê dibê ez u ez – kes ne tu kes, bireke dest bi lez. (Три вещи не прием емы: бешеный к нь, эгоист и жена-неряха) и др.Среди курдов существуют и сотни загадок в связи с конями, например:1.Hesp çu, zın ma. Ev çıye? (Конь прошел, седло осталось. Что это? — Мост). 2.Hespe boz, afıre guloz, рebende le, çıvta dave sor dıxwe, spi dave. Ev çıye? (Серый конь на привязи, и с уздечкой, корыто высокое, красное проглатывает, а выбрасывает белое. Что это? — Мельница.) 3. Hespeki siyar dıbım, dajom orta bere, Linge hespe şıl mebe, pışta we şıl. Ev çıye? Сяду на коня, дойду до середины моря, ноги у коня не намокнут, а спина намокнет? Что это? – Дом.) Конь фигурирует в курдских добрых пожеланиях, типа: Bıra tu xaş bi, dub – sıyara bi! (Будь здоров и всегда на коне!) и в проклятиях – Hespki banzdi! (Чтобы ты вместе с конем споткнулся!),– Linge te zenguyeda bımine! (Чтобы твоя нога осталась в стременах!) и т.д.
Соседние курдам народы не представляли себе образ курда без коня. Конь для курда был почти членом семьи. Это для курдов обычное явление, с большим удивлением отмечали даже ближайшие соседи курдов армяне. Раффи с нескрываемым восхищением писал о взаимоотношениях курда и коня: «… меня сильно удивили их лошади. Они были замечательно обучены для походов. Курд никогда не позволит другому сесть на своего коня, будь то даже его родной брат. Как он сам, так и его лошадь знают друг друга. Посторонний человек, незнакомый с характером лошади, не сумеет управляться с нею и испортит ее. Поэтому-то у курдов и существует поговорка: «Есть две вещи, которые нельзя отдавать другому – жену и лошадь» (47- 279). «Перед его шатром всегда наготове стоит оседланный конь. Он верный друг курда и владелец его любит больше, чем сыновей» (47-149). «Курд с детства учится управлять конем и оружием, он постоянно упражняется, чтобы развивать ловкость (47-150). В курдском домашнем хозяйстве не участвует только мужчина. Встав утром, он или играет со своей лошадью, или чистит свое оружие» (47-278). «Мужчина не вмешивается в хозяйство – он воин» (47-151). Для Раффи курд на коне – это одно живое существо, слитое в одно целое и физически, и психологически. Как он пишет, «мне очень трудно описать их игру. Надо видеть их своими глазами, чтобы понять насколько ловок, проворен и дьявольски хитер курд, когда он сидит на своем коне. В то время как лошадь мчится во весь опор, курд, как волчок, вертится на ней во все стороны. То он сделает прыжок, перескочит через шею лошади и опять сядет на седло, то вдруг видишь, как он, не вытаскивая ног из стремян, нагнулся и руками подбирает с земли камни, палки или брошенные им самим копье и кидает их в противника, которого преследует. А лошадь мчится все время без остановки. Главное, что дает курду возможность воевать, сидя на коне, это то, что его руки вовсе не заняты, он совершенно оставляет узду и управляет конем ногами. И умное животное до такой степени привыкло к этому, что понимает все, почти предугадывает мысль своего хозяина. Таким образом, руки всадника остаются на свободе, он может повертывать лошадь в разные стороны и в то же время пускать в ход свое оружие: стрелять из ружья, вновь заряжать его, затем опять стрелять, хотя лошадь все время находится в движении. Словом, конь и курд действуют, точно они составляют одно тело» (47-279). Среди самих курдов существует присказка о хорошо сидящем на коне человеке, о котором, в целях выражения своего восхищения говорят, что «он как будто родился на коне». Про таких говорят, что он -“şaşwar”, то есть искусный, ловкий наездник. Английскому офицеру Фредерику Миллинджену, который во второй половине ХIХ века выполнял военную миссию среди курдов по заданию английского правительства, курдский воин без коня напоминал ему человека в мешке (45-78). Родство коня с курдом еще ярче проявляется в похоронных обрядах и песнях – плачах курдов. В них конь – близкий друг потерявшего друга и брата, скорбящий вместе с близкими и родственниками о смерти своего хозяина, он – почти член семьи усопшего. Если сестра, мать, жена в знак траура могут не причесать волосы или же отрезать локон своего волоса и положить на могилу покойного, то у коня расплетают хвост. У курдов существует и специальный термин delberday («с расплетенным хвостом»: по курдскому обычаю, у коня, участвующего в траурном обряде «Котэль», хвост непременно расплетают, тогда как обычно он заплетен в косу (см. рисунки). Этого коня обозначают специальным термином hespe delberday («конь с расплетенным хвостом»), который, наравне с близкими родственниками покойного, участвуя в похоронной процессии, как бы тоже принимает соболезнование. Реалии ХХ – XXI вв., конечно, вытесняют коня из жизни курдов, но образ верного и искреннего друга, брата и товарища, и почти члена семьи и ближайшего помощника живет и всегда будет жить в сердцах, и курды продолжают воспевать его в своих песнях, а грациозные и пластичные движения воспроизводят в своих танцах.

Литература:
1. Алиев И. Х. История Азербайджана с древнейших времен до начала ХХ века. Баку, 1993 (на азербайджанском языке).
2. Патюхов И. М. Антропологические наблюдения на Кавказе. Тифлис, 1893.
3. Абибуллаев О. А. Энеолит и бронза на территории Нахичеванской АССР. Баку, 1982.
4. Авеста в русских переводах (1861 – 1996). СПб., 1998.
5. Кузьмина Е. Е. В стране Кавата и Афрасиаба. АН СССР. Серия «Из истории мировой културы». М., 1977.
6. Археология Закавказья (с древнейших времен до I тысячелетия до н. э.). Курс лекций. Л., 1949.
7. Egon Von Elcktedt. Ilk çaglardan günümüze. Turkler, kürtler, iranlılar. İstanbul, 1993(на турецком языке).
8. Дьяконов И. М. Арийцы на Ближнем Востоке. Конец мифа (к методике исследования исчезнувших языков). Вестник древней истории, 1970. № 4.
9. Грантовский Э. А. Ранняя история иранских племен Передней Азии. М., 1970.
10. Дьяконов И. М. История Мидии. М.–Л., 1956.
11. Вильчевский О. Л. Введение в этническую историю курдского народа. АН. СССР. М., 1961.
12. Полибий. Всеобщая история в сорока книгах. Том 1. М., 1980.
13. Оппенхейм А. Древняя Месопотамия. Портрет погибшей цивилизации. М., 1990.
14. Плутарх. Избранные жизнеописания. Т. 1, 2. М., 1990.
15. Мифологический словарь. М., 1990.
16. Кьера Эдвард. Они писали на глине. Рассказывают Вавилонские таблички. М., 1984 г.
17. История древнего востока. Под ред. В. И. Кузищина. М.,1988.
18. Гернот Вильхельм. Древний народ хурриты. Очерки истории и культуры. М., 1992.
19. Курдоев К. К., Юсупова З. А. Курдско-русский словарь (сорани). М., 1983.
20. Худобашев А. Обозрение Армении в географическом, историческом и литературном отношениях, СПб., 1859.
21. Аристова Т. Ф. Курды Закавказья. М., 1966. См. также: Грязнов Г. Ф. Курды и курдская конница. Военный сборник. ССХХVIII. СПб., 1896. № 3-4. С. 353-355.
22. Адонц Н. Армения в эпоху Юстиниана. Ереван, 1971.
23. Себеос. История императора Иракла. СПб., 1862.
24. Динимиз, Намазларымыз, Имамларымыз (Наша Вера, Молитвы, Имамы). Баку, 1994 (на азербайджанском языке).
25. Та-рих-и Систан. М., 1974.
26. Потто В. А. Кавказская война. Персидская война 1826–1828 гг. Ставрополь, 1993.27. Гусейнкулу Гулам–заде. Гнев. Ашхабад, 1966.
28. Дж. Дж. Джалил. XIX век. Курды в Османской империи. Анкара, 1982 (на турецком языке).29. Лерх П. В. Исследования об Иранских курдах и их предках, северных халдеях. Книга 1. СПб., 1856г.30. Материалы для изучения экономического быта государственных крестьян Закавказья. Т. 3. Тифлис, 1886 (Экономический быт государственных крестьян в Эчмиадзинском и Сурмалинском уездах Эриванской губернии. Исследование А. Е. Хан – Агова).31. Аббасова М. А., Бандалиев Н. С., Мамедов Х. Х. Топонимика Юго-Восточной части Большого Кавказа. Баку, 1993 (на азербайджанском языке).
32. Торось Ахпарь. Путеводитель по Армении. Путевые очерки Архимандрита Гарягина Срвандзтянца. Очерки Васпураканской области. Продолжение. ИКОИРГО. Т. 10. № 1. Тифлис, 1889-1891.
33. Шопен И. Исторический памятник состояния Армянской области в эпоху ее присоединения к Российской империи. СПб., 1852.
34. Жигалина О. И. Национальное движение курдов в Иране (1918 – 1947 гг.). М., 1988.
35. Никитин В. П. Курды. М., 1964.
36. Акимушкин И. И. На коне через века. М., 1981.
37. Панова В. Ф., Вахтин Ю. В. Жизнь Мухаммеда. М., 1990.
38. Материалы для изучения экономического быта государственных крестьян Закавказья. Т. 3, Ч. 2. Тифлис, 1886 (Экономический быть государственных крестьян в Ахальцихском и Ахалкалакском уездах, Тифлисской Губернии. Исследование Х. А. Вермишева).
39. Книга Марко Поло. М., 1956.
40. Журнал «Дружба», 1999 г., № 6. М. С. 41.
41.Карабахнамелер. Исторические сочиения. Т. 1. Баку, 1989 (на азербайджанском языке).
42.Карабахнамелер. Истрические сочинения. Т. 2. Баку, 1991(на азербайджанском языке).
43.История, география и этнография Дагестана. XVIII – XIX вв. Архивные материалы. М., 1958. А.Г. Серебров. Историко –этнографическое описание Дагестана. 1876 г. ЦГВИА. Ф.ВУА. Д. 18474. Ч. 2. Л. 36 – 61 (копия).
44.Путешественники об Азербайджане. АН Аз. ССР, Институт Истории, Баку, 1961.
;;45. Васильева Е. И. Юго – Восточный Курдистан в XVII – в начале XIX вв. М., 1991.
46. Шараф – хан ибн Шамсаддин Бидлиси. Шараф – Намэ. Т. 1, М., 1967.
47. Раффи (Акоп Мелик – Акопян). Искра. Ереван, 1986.
48. Ахмедов Гара. Древний Бейлаган. Баку, 1997 (на азербайджанском языке).
49. Гянджави Н. Собрание сочинений в трех томах. Т. 1. Баку, 1991.
50. Руденко М. Б. Курдская обрядовая поэзия (похоронные причитания). М., 1982.51. Алекперов А. К вопросу об изучении культуры курдов. АН СССР. Труды Азербайджанского филиала. Том XXV. Историческая серия. Баку, 1936.
Журнал «Дружба» (Достани)Москва №№ 16-17 2002

1 Согласно древнеиранской (в том числе и курдской) мифологии, земля делилась на 7 Каршваров (климатических поясов). Мировая гора (Хара, Хукарья) помещалась в центре мира и считалась главной вершиной хребта Харайти (Хара Березайти). На вершине горы – обитель богов Гаронмана. С мировой горы стекали две реки, окружавшие сушу. У подножья горы – огромное озеро Ворукаша, где у источника Ардвисуры произрастает мировое дерево «Хаома». Согласно другому варианту мифа, дерево «Хом – хаома»-гаокерана (всеисцеляющая: в современном курдском языке букв. – «трава/солома, пригодная для пользы, исцеления», отсюда и баресман — пучок соломы в руках зороастрийских жрецов во время богослужений). Согласно мифу, на этом дереве, растущем посреди озера Ворокуша и охраняемом «от жаб и других гадов» (корни мидийско — курдского праздника мщения Cajni Tolhıldan восходит к этому мифу) чудесной рыбой Кара («Меног – и Храт»), пребывают семена всех растений. На Древе Всех Семян (Dare Mıraze – и поныне почитаемом курдами), которое иногда заменяет, а иногда дублирует мировое дерево Хаому, – обиталище «царя птиц» (понятие «райская птица», видимо, с ней связано) Сэнмурва. Сэнмурв рассыпает семена с дерева, ломая его тысячу сучьев. Другая птица относит семена к источнику, из которого идет дожденосная звезда Тиштрйа – Сириус; с дождем она возвращает семена на землю.
2 В честь Митры, щедрого солнечного бога, ежегодно устраивается радостный праздник «Михриган». Его отмечают в день осеннего равноденствия. Щедрый праздник осеннего плодородия в честь солнечнего бога отмечается молитвами, танцами, совместной трапезой и возлияниями. Обязательными атрибутами праздника являются посвященные празднику птица Мург – и – Михриган (куропатка) и символы плодородия – плоды граната и цветы. К этому празднику восходить и христианский праздник Рождество.
3 Судя по приведенным данным, каждая семья выставляла одного конного воина. Роль курдско – этнического начала в военно-политическая жизни Армении до и после арабского завоевания была значительной. В Армении, даже по признанию самих армянских источников, родоплеменная знать состояла исключительно из курдов: ссылаясь на М. Хоренского, Н. Адонц указывает, что «Тигран учреждает также другие мелкие роды, которые находятся здесь у нас или в пределах Кортчеи (то есть «Стране Курдов» — Л. М.), происходили же они частью из Кортчеи, частью из нашего края… И то верно, что эти нахарарства происходят частью из пределов Кортчеи, а частью из других областей» (22-266). Армянская историческая традиция область проживания курдов в Армении называет Кортчеей. Н. Адонц писал, что «за окраинными областями следует признать политико-административное происхождение… Кортчеи… Речь идет не о самих названиях; они очень древние, многие из них до армянского происхождения». «Население всегда было в ней смешанного состава… армяно-кортчейского (курдского)» (22-230).
4 Арабские халифы и полководцы считали для себя честью жениться на знатных курдских женщин. Халиф аль-Мансур (754-775) был женат на курдянке, которая родила ему сына — Джафара аль-Курдийа (сын курдянки), это считалось божьей благодатью — родиться от курдянки. Двоюродный брат основателя ислама пророка Мухаммеда Али был женат на его дочери Фатиме. Во время одного из сражений арабов с курдами в Иранском Курдистане дочь курдского князя Езд-курда III Шахизанан была пленена и увезена в Аравию. Восхищенный ее умом, красотой и знатным происхождением Али женил на ней своего сына Гусейна. В исламе культ 12 имамов занимает особое место, так как они считаются прямыми потомками самого пророка от его дочери. Имам Гусейн (Ибн Али — 626-680) был третьим имамом. Шахизанан (арабы ее звали как Шахрбану) была матерью четвертого имама Зейналабдин Ибн Гусейна (639-714гг.) и прабабушкой последующих 8 имамов, то есть у 8 из 12 имамов в жилах текла курдская кровь (24-46).
5 Во время одного из боев Хюсейн-паша потерял глаз, и по этой причине его прозвищем стало «Кер» (от курдского «гор» — слепой). Под его начальством находилось 300 деревень.
6 В конце XVIII столетия это племя в основном обитало в санджаке Сиверек в области Амед (Диарбакыр) в местности Миллисари. Их количество достигало 80 палаток. Основное место летовья — гора Караджадаг. Племени принадлежали крепости Талкюран, Талджазир, Чалап, Энтсели и др. Глава племени Милван Теймур имел звание «паша» и ему подчинялось 40 тысяч курдских семей. Число его вооруженного отряда доходило до 70 тысяч вооруженных всадников. Пользуясь огромной властью, он собирал дань со всего живущего в его области населения без всяких препятствий со стороны османских властей. Вали Диарбакра (Амеда) пытался его урезонить, но проигрывал все сражения (28-26). Часть этого племени еще в середине XIX века жила в Южном Закавказье. Равнина между реками Аракс и Кура в Северном Азербайджане называется по имени этого племени — «Мил». В 30-е годы XIX в. в Эчмиадзинском районе Армении жила часть племени милли (349 семей, 1952 человека – сунниты; 29-91). В 90-е годы XIX в. племя милли также продолжало жить в Эчмиадзинском районе. Их кочевья были расположены на западном склоне Алагяза, близ горы Богутлу. В пользовании этого племени находились 10 зимовок общей площадью свыше 10 тысяч десятин и пастбища в 16 пунктах общей площадью свыше 5 тысяч десятин (десятина — основная русская дометрическая мера площади, в XVII — начале XIX вв. употреблялась Д. владельческая (хозяйственная) = 3200 кв. саженей — 1,45 га). Всего 168 семей — 1248 человек (30, 234-362). Уменьшение количества семей на российской территории было вызвано давлением царских властей на курдские племена, которые большей частью перекочевали на иранскую и турецкую сторону.Источники указывают на проживание племени милли (милван) в Ванской области (28-24), милливан в составе Зиланской конфедерации, обитающей на горных склонах Эрзерумского вилайета (28-29). Среднюю полосу нагорной части Армянской Республики занимают Миллинское и Джигинское ущелья, по которым текут реки Гарни и Веди. Все эти гидронимы, включая и название реки Занги (ныне Раздан), и названия ущелий — курдские. Миллинское ущелье, по количеству обитающего в нем племени милли, в 30-е годы ХХ века продолжали называть Миллистан. Также имелись многочисленные населенные пункты милли — селение в 30 хозяйств на время летовья; хелем — название племенного подразделения (в Ширванском районе Азербайджана) (31-76). В XIX веке конфедерация милли располагалась на землях Мардинского санджакства, которое находилось на западе Бохтанского эмиратства. Власть миллийского правительства простиралась до Халеба и Амеда. Соседние правители, знающие его силу, приняли авторитет Теймур паши, главы племени милли (28-79).Также имеются письменные свидетельства о проживании в 80-х годах XIX века в Ванской области, округе Махмудиэ или Хошаб курдского племени милли (32-15). Любопытно, что среди племени милли кроме мусульман-суннитов были также шииты (33-528), которые кочевали по берегам озера Севан, и езиды (28-26). Еще в 50-е годы ХХ века часть племени милан (милли) кочевала в северной части Иранского Курдистана (горные районы в окрестностях г. Маку, Салмаса, Тергавера, Мергавера и оз. Ушну) (34-8). Основное место кочевьев племени милли было на северном участке ирано-турецкой границы, ближе к границам бывшего СССР. Каждое племя всегда стремилось «селиться (кочевать) в местах обитания своих предков» (34-8). Таким образом, племя милли (милван) разные отрезки исторического времени кочевало по огромной территории, включавшей в себя земли между озерами Ван — Севан — Урмия, слияния рек Аракса и Куры и до Халеба в Сирии. Возможно, родоначальником племени милли был царь касситов Мелишиху в области Бит-Мелшиху (XII век до н.э.).
7 О Шахсеванах вот что сообщают архивные материалы и другие письменные источники: «В Кубинской провинции… в городе и при взморье на плоскостях большая часть жителей Алиевой секты. Они поселились извнутри Персии, но с давних времен и большей частью оные из Муганской степи, Шахсеванцы именуемой. Сей Алиевой, говорят по – лорестански, народ сей отлично храбрый и лучшие наездники. Роды их некогда были телохранителями персидских шахов, а оттого именуются шахсеван… кочуют в летнее время в нагорных частях сей провинции, а в зимнее имеют свои дома в Шабранской округе, отведенной им для своего времени от Фат–Али хана. Упражнение имеют более в скотоводстве, опрятны, не так грубы» (43-177). Шахсеванцы (курды – луры) Кубинского округа были шиитами в отличие от остального населения провинции, придерживающегося суннитского толка в исламе. Фатали-хан (1736 – 1789) был правителем Кубинского ханства с 1758 г., сумевшим присоединить вокруг Кубы все прикаспийские земли Азербайджана и при этом широко опирался на помощь отдельных курдских племен и в благодарность за эту поддержку разрешил части этих племен поселится в Шабранском (название курдское, Шав – ранг – Цветь ночи) округе. Упоминаемые в источнике «лоры» – курдское племя луров – фейли. Отдельные племена этой конфедерации продолжали жить на территории Мугани, о которых в первой половине XVIII века упоминал секретарь английской миссии в России, шотландский врач Бэл, который в своем дневнике писал: «… 7 числа (декабря 1716 г.) вступили мы в пустую долину, называемую Моганская степь, а персами Курдистан … Кура разделяет Курдистанскую провинцию. … Сей народ весьма древен, и думаю тот самый, коего Ксенофонт, в отшествии греков называет кардухами и который оный за весьма храбрый. Лошади их много похвалются в Персии, как за красоту свою так и за силу…» (44, 397-398). Здесь же обитала часть курдских племен Шеккак (Шаккак), с этническим названием которой связаны названия области античной Сакасены (Шакашены) и поздней Пайтакаран – Баласакан.
8 «Джрид» – конное состязание, которое проводилось во время праздников и свадебных обрядов. Оно включало метание копья, дротика, поражение цели из стрелы и огнестрельного оружия на полном скаку. Зимой мишенью обычно служили некрашеные яйца, которые ставились на снег. Но иногда «Джрид» напоминал боевую тренировку. Джрид сопровождался бодрой, задорной музыкой, которая исполнялась на зурне и дафе. Мелодия, звучащая на этих состязаниях, называлась «Кайде джриде» («мелодия джрида»).
9«Котэль» – похоронная процессия, когда впереди траурной процессии ведут коня с доспехами и одеждой покойного. Такой чести удостаивались те, кто отличился отвагой, мужеством, храбростью, воинской доблестью, а также почетные члены племени. Это специальный обряд, где участвуют только мужчины, в честь покойного устраивается в день его погребения. Этот обряд нашел свое отражение и в письменных источниках. Выдающийся русский ученый М.Б. Руденко вот как описывает этот похоронный курдский обряд: «Берут коня покойного, круп его покрывают материей (цветной – в том случае, если после покойного остались наследники – сыновья, или черной – если таковых не осталось). На седло кладут одежду, оружие и шапку покойного. Если незадолго до этого в доме умерла молодая девушка, то на седло кладут и ее нарядную одежду; если же в семье умер молодой человек, близкие родственницы в знак траура по нему отрезали себе косы, и их кладут на седло коня. Привязав к концу копья или к ружейному стволу яркий платок с бахромой, делают подобие боевого знамени, которое символизирует отвагу, доблесть и мужество покойного. Знамя это либо привязывают к седлу, либо его несет кто-нибудь из участников обряда. Перед дверьми дома покойного расчищают пространство в виде круглой площадки, по которой кто-нибудь из родственников, обычно молодой человек, водит коня, взяв его под уздцы. Присутствующие при этом мужчины исполняют похоронные причитания героического характера, их называют песни «котэля», или «песни вождения коня» (Kılame Kotele, kılame gerandine). &;nbsp;
Коня водят по площадке до тех по , пока не прибудут «хевари» – так на ываются оповещенные о случившимся родственники и знакомые покойного, живущие в окрестных деревн х. Стоящие на краи ах деревни, где жил покойный, специально выставленные дозорные, издали заметив появление «хевари», сразу же сообщают об этом участникам погребального обряда, которые трогаются навстречу прибывшим «хевари». Впереди ведут коня; все по очереди исполняют похоронные причитания. Когда обе процессии встречаются, то «хевари», если они верхом, сходят с коней, подходят к участникам «котэля»… Затем все медленно направляются к дому покойного; опять исполняются похоронные причитания. Когда процессия подходит к дому, участники обряда уступают дорогу «хевари», которые первыми входят в дом. После минутного молчания снова начинают петь причитания. Во время траурной процессии к кладбищу коня ведут впереди. В момент похорон коня ставят в стороне. По возвращению с кладбища с коня снимают покрывало, седло, оружие и одежду покойного, которые отдают шейху или пиру, обмывающим покойного» (50-71). А на могиле усопшего в качестве надгробного камня ставят памятник в виде коня – олицетворение духовной и физической связи и единства в этом и загробном мире. Обряд «Котэль» еще во второй половине ХХ века можно было наблюдать среди проживающих в Армении курдов – как мусульман, так и езидов. Особенно, если в горах, во время кочевья (летовях) наступал смерть, то хоронили достойного этим обрядом. А во многих частях Курдистана – это обычное явление, где обряд «Котэль» существует до сих пор.
<;div id=ftn10 align=justify>10 Жители небольшого английского городка Ашборн и окрестных поселков каждый год играют в футбол, в котором дозволены любые приемы. Согласно их легенде, в 50 г. нашей эры на месте Ашборна стояла римская крепость. Центурион ее гарнизона отрубил одному пленнему бритту голову и бросил ее со стены собравшимся у крепости бриттам. Возмущенные бритты кинули ее обратно в крепость, римляне -–опять к ним. Так и пошло… Поскольку бритты были конные, и из крепости к ним выехал отряд конных римлян (чтобы принять участие в этой жесткой игре, а не в сражении) и уже на лошадях гоняли они мечами мертвую голову, стараясь забросить ее подальше к противнику, то здесь очевидно участие лошади в первом футбольном матче (36-89). Курдский човган по времени намного древнее описываемый в легенде событий. Надо принимать во внимание и факт прохождения через Курдистан греческий отряд Ксенофонта (441 г. до н.э.) и войск А. Македонског (334-331гг. до н.э.) и соседство и тесные контакты эллинов с мидийцами. В походах А. Македонского принимали участие и мидийская конница – царь Малой Мидии (Атропатены) Атропат был его союзником. И вполне допустимо участие греков в игре в човган с мидийцами, которые позже и сами часто прибегали к этому конному развлечению, очевидцем которой и были англичане. Таким образом, можно говорит о некотором отношении английского футбола к курдскому човган.[1]