Загадочные монеты Девицкого клада
Быков А.А.
(Из записок старого нумизмата)
В 1996 г. исполняется 100 лет со дня рождения одного из крупнейших нумизматов-востоковедов Алексея Андреевича Быкова. Предлагаемый очерк является последней из его работ, как бы подводящей итог многолетним научным изысканиям автора, связанным с изучением одной группы загадочных восточных монет.
Зима 1939/40 г. в Отделении Восточных монет Государственного Эрмитажа проходила в напряженной работе. Подготавливая монеты Средней Азии с III до конца XIX в. для большой выставки в залах Отдела Востока, приходилось засиживаться в Отделе Нумизматики до позднего вечера. Были и другие текущие дела. Среди них — определение большого клада куфических дирхемов, найденного летом 1939 г. в Коротоякском районе Воронежской области, поблизости от села Девица, в местности, носившей романтическое название урочище цыганок.
К тому времени, работая в Отделе нумизматики с 1924 г., я пересмотрел не одну тысячу куфических монет Восточного халифата и государств, возникавших на его территории с конца VIII в. Твердо помня имена правителей, названных на монетах в центральной легенде оборотной стороны, и их хронологию, я мог себе позволить для ускорения работы определять монеты только по данным лицевой стороны, на которой обозначены монетный двор и год выпуска.
Таким образом, довольно скоро удалось определить все 299 дирхемов и 24 обломка. Самыми поздними монетами клада оказались дирхемы аббасидского халифа ал-Му'тасима, чеканенные в городе ал-Мухаммадия в 223 г. хиджры (837/38 г. н.э.). Захоронение клада можно было отнести, следовательно, к первой половине сороковых годов IX в. Именно это мое заключение больше всего интересовало сотрудников Воронежского музея. Они ждали его для мотивированной датировки обнаруженных вместе с монетами нескольких серебряных украшений от поясного набора и серебряного перстня с гладкой сердоликовой вставкой, оставшихся в музее.
Мою краткую заметку о кладе, размером около половины страницы, удалось напечатать в начале 1941 г. Кроме указанных выше данных, в ней сообщалось, что по своему составу клад довольно обычный для середины IX в. В качестве наиболее интересных монет я указал на экземпляры с изображением знака в виде ветки на одной из сторон, которые, следуя определению Р.Р.Фасмера, назвал фальшивыми аббасидскими дирхемами. В середине 1920-х гг. Р.Р.Фасмер, работая над монетами эстонского клада, найденного в 1923 г. в Кохтла, встретил несколько дирхемов с изображением такого же знака, который он считал схематическим изображением ветки (Zweig). В надписях на этих монетах он обнаружил ряд грамматических и каллиграфических недочетов и на этом основании признал монеты чеканенными на неофициальных монетных дворах, т.е. поддельными. Заметив такие же погрешности на экземплярах Девицкого клада с упомянутым знаком, я повторил в статье мнение Р.Р.Фасмера.
Тогда, в 1941 г., занятый более срочными работами, я отложил взвешивание и измерение монет Девицкого клада до более свободного времени и оставил их на большом лотке поверх конвертиков с их определениями. Вся первая половина 1941 г. выдалась для меня исключительно загруженной. Текущие задания, научная работа и особенно подготовка к лекциям не читанного еще никем курса нумизматики Средней Азии с VI в. до н.э. отнимали все время. На другие дела его не оставалось совсем. Изрядно уставший за год, я взял отпуск с 23 июня. Но 22-го было объявлено о нападении фашистской Германии на Советский Союз, и в ту же ночь я был вызван в Отдел Нумизматики, который уже не покидал более недели. Все это время во всех отделениях Отдела шла круглосуточная спешная упаковка ценнейших нумизматических сокровищ Эрмитажа, подлежащих эвакуации в первую очередь. 1 июля, назначенный сопровождающим материалы Отдела, я покинул город с первым эшелоном, отправлявшимся из Ленинграда.1)
О Девицком кладе в те дни некогда было даже вспомнить. Он остался в описанном состоянии и был эвакуирован с нумизматическими материалами второй очереди, укладка которых многократно прерывалась воздушными тревогами и велась в большой спешке. Монеты клада вместе с конвертиками, на которых они лежали, были высыпаны в коробку. В ней они находились всю войну и в ней же вернулись в Эрмитаж 11 октября 1945 года.
Развертывание Отдела в новых, его теперешних помещениях в верхнем этаже Зимнего Дворца, восстановление нарушенной во время перевозок систематизации монет и ряд других трудоемких работ заняли многие послевоенные годы. Только в конце 1966 года удалось снова заняться Девицким кладом.
Поводом к тому явилось письмо А.Н.Москаленко, сотрудницы Воронежского музея, просившей сообщить более подробные данные о составе монет Девицкого клада, необходимые ей для работы. Я принужден был ответить, что во время эвакуации монеты клада потеряли свои определения, но обещал сейчас же приняться за их восстановление.
Не подгоняемый теперь другими, ждавшими очереди делами, я мог спокойно приступить к его обработке. Заново определяя монеты, я прочитывал все надписи на обеих их сторонах и скоро понял, что допустил в 1940 г. ошибку, которую совершали все мои предшественники, встречая подобные монеты. Все они относили их к чекану аббасидских халифов. Большое количество монет Девицкого клада, не только носивших изображение вышеуказанного знака в виде ветки, невозможно было признать аббасидскими из-за множества грубейших ошибок, обнаруженных мною теперь в надписях на обеих сторонах монет. Не только в написании легенд были ошибки, обнаруживающие малую грамотность мастеров — недостаток, в котором не приходится упрекать аббасидских резчиков штемпелей. Известны, правда, пропуски букв в некоторых числительных или в названии североафриканского города ал-Аббасия, монетный двор которого отличался небрежностью чеканки. Немыслимо, однако, допустить, чтобы с аббасидского монетного двора вышла монета с пропуском букв в имени правителя — ал-Мади вместо ал-Махди или в названии города — Сарканд вместо Самарканд. Но в Девицком кладе именно таких монет нашлось несколько. Иногда на монетах клада я встречал буквы и даже слова, изображенные в обратную сторону, говорящие о недостаточной опытности мастеров, точно забывавших, что на штемпеле все вырезывается так, как выглядит в зеркале. [5]
Еще больше поражало несоответствие исторических дат, указанных на лицевой и оборотной сторонах очень многих девицких дирхемов. На монетах халифата, которые можно назвать образцом совершенства в монетном деле Ближнего Востока в средние века, такие несоответствия очень редки. Объясняются они ошибочным использованием при чеканке старого штемпеля одной из сторон. В Девицком же кладе подобные экземпляры составляли около четверти всех его монет. Наконец, совсем необъяснимыми казались монеты, содержащие исторические противоречия в легенде. Следующие примеры хорошо иллюстрируют сказанное.
На лицевой стороне монеты значится 103 г.х. (721/22) и монетный двор Мадинат ас-салам — город мира, как арабы называли Багдад. На обороте назван аббасидский халиф ал-Мамун, вступивший на престол в 198 г.х. (813). Но в 103 г.х. правил еще халиф Иазид II (720—724), представитель династии Умайядов, Багдад же основан в 145 г.х. (762/63). На другом экземпляре с отмеченными выше ошибками в словах ал-Махди и Самарканд указан 108 г.х. (726/27). Однако аббасидский халиф ал-Махди находился у власти с 775 по 785 г., а в 108 г.х. правил умайядский халиф Хишам (724—743). Нелепость совмещения на этих монетах обозначенных на них имен и дат очевидна.
Подобные ошибки и фантастические исторические данные оказались на 86 дирхемах Девицкого клада, причем 42 экземпляра со знаком в виде ветки. В 1940 г. они были названы мною фальшивыми монетами халифата. Захотелось теперь проверить это предположение. На помощь пришла коллекция фальшивых восточных монет Эрмитажа. В ней нашелся дирхем с теми же выпускными данными, что и на одной из странных монет Девицкого клада, — монетный двор Багдада (Мадинат ас-салам), 162 г.х. (778/79). Не было лишь знака в виде ветки на оборотной стороне. Зато все надписи на монете безупречно выполнены, и тип в точности соответствует багдадским дирхемам этого года. Поэтому вместе с подлинными монетами дирхем и попал на территорию нашей страны, но в земле монета подверглась неблагоприятным химическим реакциям, которые вскрыли ее истинную, поддельную, сущность. Местами коррозия уничтожила тонкий слой поверхностного серебра, и медь, составляющая сердцевину монеты, проглядывает теперь черными пятнами с обеих сторон.
Понятно поэтому, что следующим этапом изучения клада была отправка всех 86 необычных монет в Ленинградскую инспекцию пробирного надзора. Акт от 14 июля 1967 г. принес неожиданный ответ. Все монеты оказались сделанными из серебра высокой пробы — 916-й и 960-й, почти не отличающейся от пробы подлинных аббасидских дирхемов, чеканенных до середины IX в. Не менее любопытные данные показал и вес монет, правда, очень разный в зависимости от толщины монетного кружка. Отдельные экземпляры не уступали весу самых тяжелых аббасидских дирхемов. И снова встал вопрос: какие же это монеты и откуда они происходят?
Мелькнула мысль о подражаниях куфическим дирхемам, которые не без основания относятся к Восточной Европе, к территориям, в средние века заселенным славянами и финно-угорскими племенами. Мысль мелькнула, но сейчас же отпала. Те монеты совершенно другие. Покрывающие их надписи состоят из бессмысленного чередования черточек и кружков, иногда прерываемых крестиком. Лишь изредка в них удается узнать какую-нибудь часть куфической монетной легенды. Недаром в прошлом называли их варварскими подражаниями, таким эпитетом подчеркивая их крайне плохой вид. Они часты в кладах X в., но редки в более ранних, особенно зарытых в начале IX в.
Решению вопроса немного помогло сличение всех лицевых и всех оборотных сторон этих странных монет. Из 86 экземпляров 76 оказались чеканенными всего тремя парами штемпелей. Удивительные итоги! Многочисленные клады арабских монет, подробно обследованные в Эрмитаже за последние шестьдесят пять лет, помогли установить, что находка аббасидского дирхема встречавшихся уже штемпелей величайшая редкость. Но в Девицком кладе среди необычных 86 монет такие экземпляры насчитываются десятками. Это указывает на их небольшое и малоразвитое производство, что тоже противоречит давно установленным представлениям о размерах аббасидского монетного дела.
Приведенные соображения окончательно убедили в том, что эти странные монеты невозможно признать ни подлинными, ни поддельными арабскими дирхемами. И совсем они не похожи на дирхемы-подражания. Однако обилие в кладе монет, вышедших из-под одной пары штемпелей, указывает на близость монетного двора, их выпускавшего. Оставалось отнести странные монеты к территории, находившейся к северу от кавказского хребта — границы мусульманского мира, и к югу и юго-востоку от славяно-финских земель, другими словами, к Хазарскому каганату. Таково логическое заключение. Но его предстояло еще доказать.
В 1825 г. А.С.Пушкин в Песни о вещем Олеге назвал хазар неразумными. За прошедшие с тех пор полтораста лет мы многое узнали о хазарах, и выяснилось, что не такими уж неразумными были они. В исследованиях отечественных и зарубежных ученых с конца прошлого века много внимания уделено истории и культуре Хазарского каганата, его границам, этническому составу, занятиям и верованиям населения, социальному строю и экономике. Однако никто из историков и археологов ни слова не проронил о таком важном в экономическом отношении факторе, как денежное обращение. Даже в наше время приходилось встречать высказывания о низком культурном уровне хазар, якобы не дошедших до понимания монет как формы денег. Между тем, уже из работ Р.Р.Фасмера явствует, что на территории, которую контролировали хазары, многократно находили клады и отдельные экземпляры куфических монет. Клады эти такие же, как те, монеты которых с IX по XI в. служили денежным обращением для населения Восточной, Центральной и Северной Европы. Нет никакого основания полагать, что в Хазарии было иначе. Но имели ли хазары собственный чекан? [6]
Некоторой поддержкой хазарскому происхождению необычных монет Девицкого клада являлась карта Хазарии, составленная М.И.Артамоновым. Согласно этой карте, место находки Девицкого клада оказывается в средней части северной окраины Хазарского каганата. Но хотелось более веских и существенных доказательств. Хотелось найти убедительные и неопровержимые доводы, тем более, что вопрос о хазарском чекане уже возникал. Незамеченный большой наукой, он вызвал полемику, которая длилась четверть века, но так и не разрешила его.
Мысль о существовании хазарских монет впервые высказал в 1902 г. известный исследователь и собиратель восточных монет, австрийский полковник, военный атташе в Константинополе Э.фон Цамбаур. Невероятно, — писал он, — чтобы хазары, этот хитрый торговый народ... не имели собственного денежного обращения и монетных дворов, изготовлявших подражания куфическим дирхемам саманидского типа... сбываемые потом несведущим славянским купцам. Против этого решительно возражал Р.Р.Фасмер. Не остался в стороне и шведский историк академик Т.И.Арне, который, подробно обсудив предложение Э.фон Цамбаура, признал возможность существования хазарского чекана, но, не найдя у Цамбаура убеждающих нумизматических доказательств, принужден был заключить, что может быть ученые будущего докажут, что господин Э.фон Цамбаур прав. На этом спор о существовании хазарского чекана заглох в 1928 г.
Итак, теперь представлялся новый случай попытаться разрешить старую загадку. На девицких необычных дирхемах не изученным мною оставался еще находящийся на лицевой или оборотной стороне многих монет вышеуказанный знак в виде ветки. Отказавшись от какого-либо предварительного суждения о нем, решил посмотреть, не найдется ли похожего начертания на вещах из раскопок хазарской крепости Саркел. Задачу облегчили статьи тюрколога А.М.Щербака, который дважды писал о знаках на 93 кирпичах и 515 фрагментах керамики, обнаруженных в Саркеле. Направление поиска оказалось верно избранным, и это позволило сделать интереснейшие выводы. Выяснилось, что упомянутый знак в виде ветки очень похож на тюркские рунические знаки, встречающиеся на саркельских кирпичах и обломках керамики. О них А.М.Щербак писал, что, употребленные отдельно, они служили для обозначения собственности, а некоторые до сих пор являются тамгами у тюркских народов. Особенно привлекли мое внимание следующие слова автора: многочисленные денежные знаки (очевидно, тюргешей и монгольских династий — А.Б.) при значительном сходстве их со знаками собственности, образуют совершенно своеобразное ответвление (фамильные знаки) и становятся монополией... лиц, обладающих правом чекана. После этого высказывания А.М.Щербака стало ясно, что знак в виде ветки на загадочных монетах Девицкого клада не что иное, как руноподобная хазарская тамга. А следовательно, монеты, носящие этот знак, хазарские. Но в таком случае хазарскими следовало признать и все остальные необычные дирхемы Девицкого клада, так как независимо от наличия на них хазарской тамги все 86 монет обладают одинаковыми, только им присущими приметами.
Припомнилось и заседание Секции Нумизматики и Глиптики Академии Истории Материальной Культуры в самом начале моего нумизматического пути. На нем впервые довелось услышать о хазарах в связи с монетами. Р.Р.Фасмер на том заседании делал доклад о работе над эстонским кладом из Кохтла. Докладчик говорил о замечательном дирхеме клада, чеканенном, как ему удалось установить, штемпелями редчайшего экземпляра, встреченного академиком Х.Д.Френом в середине прошлого века. В названии места чеканки, обозначенном на монете двумя словами, Х.Д.Френ прочел только первое, как не вызвавшее никаких сомнений, — ард (земля). Второе слово он оставил непрочитанным, ссылаясь на отсутствие обозначения гласных в арабском языке, а в куфическом шрифте также и точек над или под буквами, которые меняют их значение. Х.Д.Френ указал все же, что второе слово могло бы читаться как ал-хейр (сад, в частности, название дворца в Самарре, городе на берегу реки Тигр). Сомнение основоположника восточной нумизматики в дальнейшем было понято как утверждение, а в самом слове допущено огрубление — легкое придыхательное х заменили гортанным кх. Нелепость значения получившегося наименования — Ард ал-кхейр (земля добра) побудила Р.Р.Фасмера подобрать все воможные для данного начертания гласные и значения букв, а полученные чтения проверить по сочинениям арабских средневековых географов. Исследовав восемь найденных таким образом населенных пунктов, Р.Р.Фасмер убедился, что ни один не подходит для данного случая, и предложил совсем иное чтение — Ард ал-Хазар (земля хазар). Присутствовавший на заседании академик В.В.Бартольд категорически отверг предложенное чтение, заметив, что на хазарской монете был бы назван Итиль, главный город Хазарии.
В окончательной редакции аннотации к описанию кохтлаского экземпляра Р.Р.Фасмер под влиянием замечания В.В.Бартольда признал дирхем аббасидским по примеру прежних исследователей. Не отказавшись от своего, безусловно, правильного чтения, он высказал предположение, что землей хазар могли называть какую-то местность в Северной Армении после арабского завоевания.
Теперь, помня все изложенное, захотелось, конечно, иметь собственное впечатление о спорном начертании. И если далек был кохтлаский дирхем, хранящийся в Таллинне в Институте истории АН Эстонии, то близко находился его двойник, над которым работал Х.Д.Френ. В составе бывшего собрания Азиатского Музея Российской Академии Наук, переданного в Эрмитаж в 1931 г., дирхем лежал в [7] одном из двух шкафов этого собрания в кабинете Отделения Восточных монет. Достать монету было делом нескольких минут.
И вот настал волнующий момент. Дирхем на моем рабочем столе. Все я нашел на нем, о чем писали мои учителя-предшественники. И 223 г.х., как его определили Х.Д.Френ и Р.Р.Фасмер, и ясное первое слово ард (земля) в обозначении места чеканки, и второе слово ал-Хазар, блестяще найденное чтение Р.Р.Фасмера, сумевшего преодолеть давление авторитета великого Френа. Нашел и то, о чем никто не упоминал. И ряд каллиграфических погрешностей в легендах, и пропуски букв, и устаревший для третьего десятилетия IX в. стиль почерка, и одну круговую легенду (вместо двух, как на халифских дирхемах того времени), и оборотную сторону, хронологически не соответствующую лицевой. Все признаки, характерные для странных монет Девицкого клада! Признаки, присущие и им, и ардальхазарскому дирхему, доказывающие их общее хазарское происхождение! Но хазары - тюрки, язычники, принявшие потом закон Моисея. А язык монетных легенд арабский? Последние сомнения сняли хроники арабских средневековых историков.
Хазары появились в Предкавказье около середины VII в., в то самое время, когда арабы, сражаясь с Византией и сасанидским Ираном, завоевывали Закавказье и старались закрепить за собой Дагестан и Дербентский проход. Здесь, за Дербентом, и произошли первые их военные встречи, в ходе которых арабы захватывали хазарские города, обращая в ислам население. Набеги арабов, начавшиеся во второй половине VII в., быстро переросли в войну, которая с переменным успехом и перерывами продолжалась полтора столетия.
Средневековые арабские авторы сохранили нам много сведений о победах и поражениях обеих сторон, о населении и городах Хазарии. Так, сообщается, что в 737 г. арабский полководец Марван ибн Мухаммад, захватив ряд хазарских городов и далеко зайдя в страну, пленил хазарского кагана и вынудил его принять ислам. Каган вскоре отказался от новой религии. Но многие из хазарской феодальной знати сами добровольно принимали ислам, находя его более подходящим для их образа жизни. По сведениям тех же источников, хазары, побеждая, доходили до города Ардабиля, расположенного в западной части современного Ирана. В качестве военных трофеев они уводили с собой женщин, детей и ремесленников, захватывали ценности и монеты, быстро найдя им надлежащее применение, о чем говорят и клады на бывшей территории Хазарии. По свидетельству ал-Истахри, ибн Русте и других арабских историков средневековья, в городах Хазарии, в частности, в Итиле, жило много мусульман, а среди них торговцев и ремесленников. И были у них мечети и школы, базары и бани. Приверженцы ислама участвовали в хазарском судопроизводстве и пользовались почетом, состояли и в свите кагана.
Приведенные данные окончательно убедили в том, что в Хазарии существовала среда, в которой могла появиться мысль о создании собственного чекана. Существовали и влиятельные люди и ремесленники, в какой-то мере знающие арабский язык. Не было только знания истории и той выучки и преемственности, которыми сильны были халифские монетные мастера.
Еще три монеты Девицкого клада существенно дополнили историю создания хазарского чекана. Эти монеты — подражания, и именно такие, как их обычно понимают, с грубо выполненными и нечитаемыми или почти нечитаемыми легендами. Особенно интересна одна из них. Вернее, крайний правый знак в верхней строке центральной легенды на лицевой стороне. Здесь должна быть лигатура двух арабских букв, такая же, как та, что находится на другом конце строки. Однако вместо нее мастер изобразил знак, который был ему более знаком, и этим выдал, что он хазарский, неопытный еще монетчик. Совершенно такой же руноподобный знак находится на тулове керамического сосуда, обнаруженного при раскопках в Саркеле. Монета дает основание полагать, что два других подражания, а может быть, и все подражания в кладах начала IX в. являются первыми опытами хазарских монетных мастеров.
Таким образом, обозначилось три последовательных этапа в развитии хазарского монетного дела. Оно началось с грубых, мало осмысленных подражаний монетам более культурных соседей — арабским дирхемам. Затем следовали более совершенные выпуски, на которых появился первый местный признак — руноподобная тамга. К третьему этапу в развитии хазарского монетного типа относятся ардальхазарские дирхемы 223 г.х. (837/38), по всей видимости, с реальным обозначением места и времени выпуска, на что указывают данные типологии и стилистические особенности почерка легенд.
Отмеченные этапы хазарского монетного дела такие же, как в Согде в VII—VIII вв. и в Волжской Булгарии в X в., где чеканка монет началась с более или менее грубого и бездумного воспроизведения чужеземных образцов. Через постепенное внедрение местных элементов и вытеснение заимствованных оно доходило до создания собственного монетного типа, лишенного всяких чуждых элементов. Этого последнего этапа монетное дело Хазарского каганата не достигло, и выпуск ардальхазарских дирхемов 223 г.х. приходится считать последним. Такое заключение напрашивается в связи со сведениями, переданными арабским историком ал-Балазури (ум.892) и грузинскими и армянскими средневековыми хрониками. Эти источники сообщают, что в 240 г.х. (854/55) триста хазарских семейств, пожелавших принять ислам, принуждены были переселиться для этого в Азербайджан. Изменившееся в Хазарии отношение к исламу в середине IX в., при отсутствии более поздних хазарских монет, приходится признать причиной прекращения хазарского чекана. Находки монетных кладов показывают, что снова, как прежде, в денежном обращении Хазарии стали использоваться дирхемы, направлявшиеся с Востока в Восточную Европу по транзитному пути, пролегавшему через Хазарию.[1]